Дождевальные установки разбрызгивали воду над газонами. По посыпанной стружкой тропе садовник‑латиноамериканец катил тачку со срезанными ветками.
За территорией клиники дорога уходила в сторону каньона. Джон проехал еще четверть мили, развернул машину – синий «шевроле», заглушил двигатель и закурил сигарету, собираясь с мыслями. Несмотря на долгий полет, он чувствовал себя удивительно хорошо, наверное, из‑за того, что мало ел и не пил алкоголь.
Полгода назад Ферн‑банк купил клинику.
Дику и Гейл Корриган сказали, что Сьюзан убила Кейси, но они не будут давать делу ход.
«Они пошли ей навстречу, Джон. Они… директор говорил с нами. Им не нужен скандал… мы так понимаем… мы так понимаем, скандал им выгоден еще меньше, чем нам».
Может, им и правда не нужен скандал. Но мистер Сароцини прослушивал их дом и следил за ними… как долго? С тех пор, как они въехали? Он знал, что Сьюзан не хотела отдавать ребенка. И мог ложно обвинить ее, для подстраховки. Вряд ли удастся выиграть дело в суде, когда на тебе висит обвинение в убийстве.
Джон спохватился, не слишком ли его версия притянута за уши, но рассудил, что там, где дело касается мистера Сароцини, ни одно предположение не покажется чересчур невероятным.
Когда Сьюзан проснулась, в комнате находился мистер Сароцини. Он сидел рядом с постелью и с рассеянным видом смотрел на Верити. Он был похож скорее на знатока, разглядывающего предмет искусства, чем на отца, любовно глядящего на своего ребенка. Сьюзан понятия не имела, сколько времени он уже вот так сидит.
– Доброе утро, Сьюзан. Как вы себя чувствуете?
Прежде чем ответить на вопрос, Сьюзан оценила свое состояние. Живот болел так, будто в него всю ночь метали ножи, спина затекла от долгого лежания, ноги онемели и теперь с трудом двигались, очень хотелось пить, и болела голова.
– Хорошо, – ответила она, настороженно и без улыбки. И добавила недовольным тоном: – Я чувствовала бы себя еще лучше, если бы кто‑нибудь принес мне телефон.
Мистер Сароцини указал на столик рядом с кроватью. На нем стоял телефон, подключенный к телефонной розетке.
– Мы убрали его для вашей собственной безопасности, – доброжелательно сказал он.
– Что вы имеете в виду?
– Может быть, это и хорошо, что вы не помните. Вчера ваше поведение было – как бы получше выразиться – немного неровным.
– Что значит «неровным»?
Мистер Сароцини поднял руку в знак того, что тема закрыта.
– Как сегодня Верити?
Сьюзан удивленно спросила:
– Откуда вы… знаете ее имя?
– Это хорошее имя. Оно ей очень подходит.
– Откуда вы его узнали? – снова спросила она, на этот раз настойчивее.
Он вскинул брови.
– Скажем так: я просто слишком хорошо вас знаю, Сьюзан.
Сьюзан покачала головой:
– Нет. Вы меня совсем не знаете. – Она бросила беспокойный взгляд на Верити.
Малышка мирно спала.
Мистер Сароцини продолжал улыбаться.
– Я очень горжусь вами. Вы станете очень хорошей матерью. Я всегда знал, что так и будет.
– Что здесь происходило ночью? – холодно спросила она. – Хотелось бы знать, кто были все эти люди и что они здесь делали. Зачем они приходили ко мне в палату? И кто играл на флейте?
Мистер Сароцини сцепил пальцы и посмотрел на Верити. В его глазах мелькнуло странное отстраненное выражение.
– Это была небольшая церемония благословения в честь младенца.
– Церемония благословения? – пораженно повторила Сьюзан.
Мистер Сароцини медленно повернулся к ней:
– Милая Сьюзан, вам еще столько нужно узнать. |