Изменить размер шрифта - +
Командному составу досталось несколько изб, в которых можно было хоть как-то отгородиться от остальных. Соболев, как старший офицер, имел даже свою конурку с окошком. Его, правда, пришлось завесить тряпьем, но так было даже теплее. Глиняная печка находилась за дощатой перегородкой. Там вместе с хозяевами разместился денщик. Спать ему выпало на лавке, потому что печка была занята ребятишками. Но это лучше, чем на полу.

Завалившись в землянку, офицеры долго топали ногами, стряхивая налипшую глину. В землянках печка не полагалась. Греться приходилось, как выражались солдаты, «пердячим паром». Штабное начальство было уверено, что печной дым обнаружит их позиции. Как будто немцы их не знали! Сами они грелись вовсю, потому над вражескими окопами столбиком поднимался густой дым.

Покосившись на спящего в углу прапорщика, офицеры уселись бок о бок на лавке. Расторопный Белецкий тут же вытащил откуда-то штофик из зеленого стекла.

– Выпьем для согрева?

– «Казенка»? – спросил Соболев.

– К сожалению, только шнапс, полковник. Наши два дня назад после атаки из немецких окопов притащили. Маловато, конечно, да и тот разбавленный. Эти швабы, они такие скупые, что даже водку разбавляют. Вот какой в этом толк, скажи?

– Никакого. Наливай.

Дмитрий разлил водку по стаканам, они чокнулись и выпили.

– «Целый штоф выпил я до дна и в тот день не ходил со двора», – пропел строку из Некрасова на мотив вальса Штрауса капитан и с сожалением добавил: – Штоф был бы уместнее в данной ситуации. Штофик – это, брат, сущие пустяки.

– И правда разбавленный, – с сожалением сказал Соболев.

– Нет, вот ты скажи, Николай, – заговорил неугомонный Белецкий, – какого дьявола мы переделали «максимы» под мосинский патрон, если пулеметов все равно нет? Два, и тех клинит на каждом шагу. Гаубица 122-миллиметровая вроде есть, а вроде и нет! Кой черт она нужна, если к ней нет снарядов? Артиллерийская бригада ушла в отпуск по ранению? А еще хвастались, что у них трехдюймовки работают как часики. Как часики, слышь? Что-то не слышно этих часиков с прошлой недели.

Николая давно перестали раздражать разговоры про дикую нищету русской армии, совершенно ни на что не годное воинское начальство и устаревшее до самой позорной низости вооружение. Он вообще старался об этом не думать. Не было никакого смысла. Надо просто делать свою работу, и все. Белецкий же по молодости лет жаждал справедливости и искренне не понимал, как можно было довести да такого состояния еще недавно самую грозную армию в мире. Однако совсем не размышлять на эту тему он не мог. За четыре почти года этой жуткой войны он дважды терял весь состав подразделения. И это были не какие-нибудь «лапотники», которых набрали абы как. Гвардейские части – элита армии. И этой элиты почти не осталось. Из командного состава тех, кто начал воевать в четырнадцатом, осталось лишь несколько офицеров на весь Измайловский полк. Пришлось штаб-офицерам, к числу которых принадлежали они с Белецким, принять командование подразделениями. Кому что достанется.

– Слушай, давно хотел тебе сказать, – плеснув в стаканы еще по чуть-чуть, сказал вдруг Дмитрий. – Не нравится мне твой денщик. Помню, ты говорил, что справляется он хорошо, да только дело не в этом. Опасно брать из разжалованных, тем более за такое преступление.

Соболев пожал плечами.

– Не поздновато ли разговор заводить? Он со мной два года. И потом. Ну что было с ним делать?

– Да он дикий, этот твой Стах! Подумай только, не поделил с товарищем бабу, так взял его и прирезал!

– Он пьяный был, а во хмелю, сам знаешь, человек себя не помнит.

Быстрый переход