Ира за ее спиной заливалась соловьем. Такие покупатели – ее клиентура. Без покупки еще никто не уходил.
Элеонора выслушала Машу, постукивая ноготками по витрине. Потом внимательно рассмотрела снимки камеи.
– Понимаю, чего хочет от меня Лев Моисеевич, но я не специалист по антиквариату, – задумчиво сказала она наконец. – Тут нужен не просто оценщик или эксперт. Суслин отнес камею к началу двадцатого века?
– Да. Сказал, что украшению как минимум сто лет.
Элеонора поправила завиток надо лбом, мимолетно коснулась виска, провела тонкими пальцами по подвеске на шее. Маша, как всегда, засмотрелась.
– Полагаю, вам нужен Музыкант, – вдруг решительно заявила хозяйка ювелирного.
– Какой музыкант? Зачем музыкант? Не надо нам никакого музыканта! – испугалась Маша.
– Музыкант – фамилия. А зовут – Яков Михайлович. Он историк. Много лет работал в Алмазном фонде, потом вернулся на родину. Сейчас служит в Эрмитаже. В антикварной ювелирке разбирается как никто. Он точно сможет помочь. Если заинтересуется, конечно.
– Лев Моисеевич заплатит за экспертизу, но он хотел бы сделать это неофициально.
– Я понимаю. Так бывает. Только Музыкант – человек особый. Он возьмется, если ему будет интересно. Хотя, думаю, эта вещица его заинтригует.
Элеонора вынула из сумочки телефон и наманикюренным ногтем набрала номер.
– Яков Михайлович, добрый день, – начала она и, кивнув Маше, удалилась в кабинет.
По ее лицу ничего понять было нельзя, но Маша почему-то вообразила, что у Элеоноры с этим Музыкантом наверняка роман. Иначе и быть не могло. Все мужчины при встрече с Элеонорой должны непременно в нее влюбляться.
– Он приедет в магазин послезавтра к двенадцати.
Элеонора была ровна и спокойна. А может, и нет никакого романа. И чего это ей везде романы мерещатся? Наверное, потому, что у нее самой их нет. А видно, хочется! Ведь хочется?
Наверное, на Машином лице отразились ее мысли, потому что Элеонора вдруг сказала:
– Вы очень красивы, Мария, вы знаете?
– Я?
Маша поразилась настолько, что даже села на хрупкий дизайнерский диванчик, стоящий возле стола директрисы.
– У вас совершенно необычное лицо. Финно-угорского типа.
– Папа говорит – «мордва».
– Вероятно. Овал. Скулы. Они точно оттуда. Хотя, полагаю, кровей в вас намешано немало. И именно это делает лицо таким притягательным. Черные волосы, белая кожа. Особенно хороши глаза. Очень светлые и как будто угольком обведенные. Прямо колдовские. И форма чудесная. Миндалевидная. У вас вообще не серийная внешность. Вы – представитель редкого типажа. Женщина-зима. Холодная зима. Кто-нибудь вам говорил?
Маша, совершенно сокрушенная услышанным, помотала головой. Элеонора мягко улыбнулась.
– Если позволите, я дам вам совет. Можно?
Маша кивнула и замерла.
– Чтобы открыть миру свою красоту, нужно чуть-чуть над ней поработать. Например, убрать эту гулю из волос на темени. Вы ведь не китайский мандарин. Нужна правильная стрижка. И тогда даже косметика не понадобится. Хотя глаза можно подчеркнуть. И еще… Одежду следует поменять. Вернее, цвет. Черный и серый, разумеется, практичны, признаю, но женщине зимнего типа идут совсем другие оттенки.
Элеонора села рядом на диванчик и заглянула Маше в лицо.
– Я вас не обидела?
– Откуда вы все это знаете?
– Мне всегда нравилась эта тема. Кроме того, по образованию я художник. Когда-то работала в компании, которая издавала глянцевый журнал. Хорошая школа.
– А в ювелирный как попали?
– Банально, – небрежно махнула рукой Элеонора. |