Изменить размер шрифта - +

     Она пыталась объяснить ему, но не сочла необходимым сказать, что в основе этого "экзамена совести" лежит фраза, брошенная Сабиной де Кастель-Моржа: "А вы? Вы поддержали его?" Она вспомнила о жутком падении с вершин любви и богатства на черное дно нищеты и отчаяния.
     - ...Вы чем вы себя упрекаете? - спросил он. Он был внимателен к ее рассказу, полностью погружен в него. Анжелика могла исповедоваться ему часами, лишь бы утонуть в сиянии его глаз, где перемешались восхищение и нежность.
     - Я была так молода. Слишком молода... Мне не было и двадцати... Сейчас мне кажется, что то, что я перенесла, было выше моих сил... От тех лет я сохранила  в  себе что-то  плохое,  чему  трудно найти  объяснение.
     В этой битве жизни она сражалась яростно, и, сжимая зубы, она не один раз повторяла - "Вы мне заплатите за это".
     - Даже лицом к лицу с человеком, которого я обожаю и который принес мне столько несчастий, я иногда теряюсь при мысли, что есть вещи, которые я не могу простить.
     Он слушал ее с серьезным видом, грусть и сострадание пробегали по его чувствительному лицу, но во взгляде она уловила легкий оттенок осуждения.
     - Вы хотите мстить людям, - сказал он, - но вряд ли это хорошо, это даже отвратительно. Она положила голову ему на плечо.
     - Да, ругайте меня, господин де Ломени. Я нуждаюсь в том, чтобы меня ругали...
     Она  закрыла глаза,  солнечные лучи  с нежностью ласкали  ее веки.
     - Я кажусь себе эгоистичной, жестокой, непримиримой...
     - Ну уж это слишком!
     Открыв глаза, она заметила в его взгляде проблеск юмора, он как будто дразнил ее.
     - Эгоистичная, жестокая, непримиримая, как сама молодость, - сказал он. - Увы, молодость часто бывает такой, это жажда жизни вынуждает ее к этому. В чем мужество двадцатилетних? В поступках молодой женщины, ставшей добычей мужчин, или же молодого военного, рвущегося в бой, чтобы отдать свою жизнь? Но, несмотря на любые испытания, мы должны сохранить нежное и любящее сердце раба божьего. Не будьте так строги к себе и вашему прежнему облику. Он был, должно быть, очарователен.
     Он улыбнулся, и она поняла, что он сейчас поцелует ее. Она не убрала голову с его плеча. Время от времени сани трясло, она бросала внимательный взгляд на кучера, невозмутимого, в дубленой накидке с меховой подкладкой и в остроконечной красной канадской шапочке. Он курил, и дым от его трубки сливался с его дыханием. Он был совершенно равнодушен к происходящему за его спиной. Сани летели вперед, в золотой дымке вырастала тень острова Орлеан, а слева виднелись первые отроги Бопре. Уже была видна колокольня церкви Бопор, царапающая своим куполом сиреневатое небо.
     - Наблюдая за вами, - продолжал Ломени, - я часто с волнением замечал, как вы стараетесь не причинить никому вреда, подбадриваете людей, берете на себя их заботы.
     Возможно, ваше милосердие - следствие пережитых вами душевных ран и невзгод. Что же привело вас к мысли о мщении, особенно тому человеку, которого вы более всего любите и с которым связаны долгими годами и взаимным чувством? И это несмотря на то, что судьба, как вы мне рассказали, множество раз разлучала вас.
     Анжелика спросила свою совесть. По приезде в Квебек у нее возникло желание уединиться в своем мире, отделить свою жизнь от жизни мужа. Что это, предзнаменование?
     Ломени улыбнулся.
     - Дитя мое, вот с чем я хотел бы вас поздравить.
Быстрый переход