Нахмурившись, присутствующие попытались восстановить справедливость. Беседа протекала в рамках приличия. Предпочтение отдавалось южанам, так как многие из "выходцев с Севера" вовремя вспомнили, что их губернатор тоже был гасконцем. Лучше уж закусить удила, чем вызвать раздражение обидчивого правителя.
- Элегическая земля, - сказал Карлон, - но ее чрезмерная учтивость повлекла за собой злоупотребления... Что это, равнодушие или уважение к другому? Были разрешены еретические секты, они все увеличивались, издеваясь над учением Церкви. Все это продолжалось до эпохи катаров, которые возомнили себя выходцами из другой цивилизации. Они утверждали, что материальный мир есть порождение зла, а сама жизнь и продолжение рода являются тяжким грехом. Церковь считала своим долгом уничтожить эту отвратительную ересь.
Гасконцы возразили, что катары были чисты в своих помыслах и делах и никому не причинили зла, для ненасытных северян это был лишь повод.
В качестве аргументов был приведен ряд фактов. Ужасные рассказы о войне, развернутой против альбигойцев Симоном де Монфортом и преподобным Домиником, белобородым монахом, основателем инквизиции, наводили страх; и даже спустя четыре столетия в деревнях Лангедока расшалившихся детей пугали, по старинке: "Вот придет Симон де Монфорт и заберет тебя!" По правде говоря, это была не война, а резня, вплоть до полного истребления; никому не удалось избежать костра или меча, уничтожали всех - мужчин, женщин, детей, стариков и даже новорожденных. Кровавый крестовый поход разрушил не только еретические секты, он разрушил всю южную культуру.
Эти будоражащие воспоминания о запахе крови и пылающих кострах послужили преградой для возможного примирения между присутствующими, хотя они были одинаково причесаны и одеты, одинаково любезны и все находились в ссылке, в плену у канадской зимы.
- Однако невозможно было терпеть... - пробормотал г-н Гарро д'Антремон. Ему ответил чистый женский голос:
- Можно все стерпеть, кроме жестокости.
Это была г-жа де ла Водьер: Беранжер-Эме решила выступить в защиту, ее реплика попала в цель и вызвала одобрительную улыбку графа де Пейрака. Она покраснела от удовольствия.
- Да признайтесь же, что вы странный народец, вы, южане, - вступил г-н де Башуа. - Победитель оставил вам ваши формы правления, ваши обычаи, ваш язык, а вы злоупотребляете всем этим, желая сохранить вашу свободу скандальных нравов. И сегодня вы действуете, не думая о грехе, как будто его и нет.
- Почему же... он существует... Но то, что вы, северяне, заклеймили, не является грехом...
- Святотатство! - проворчал г-н Мэгри де Сен-Шамон, - сразу видно, что ваша культура взяла начало в испорченных источниках: языческий Рим, непристойный Ислам. Ваши корни питались из разных почв...
- Кто вам позволил!.. - закричали гасконцы. Борьба аргументов продолжалась.
- А ваши войны?.. Ваши предки?
- Мои предки принадлежали к роду Александра IV, - сказал граф де Пейрак.
- Мои тоже, - закричал Кастель-Моржа. Воспользовавшись тем, что соперники переводили дыхание, г-н Обур решил положить конец спору.
- Наши мнения ни к чему не приведут, это безвыходная ситуация, которая продлится еще несколько столетий. Тема эта неисчерпаемая, ведь предмет спора - различная концепция греха.
- Действительно, - одобрил г-н д'Авренсон, - наша культура призывала прийти к богу через плотскую любовь в самых совершенных ее формах, а не через отречение от нее. |