|
Дети, поющие в хоре, заняла свои места. Певчие начали гимн Богу: Воздаем хвалу тебе, о Боже, Ты наш Всемогущий Господь Святой, святой, святой Отче! Небеса и земля наполнены Твоей Благодатью и Славой. Анжелика уже много лет не присутствовала на торжественной католической мессе. Она скиталась по лесам и морям, вела жизнь искательницы приключений, отвергнутая обществом, к которому принадлежала когда-то. "Как это странно", - говорила она себе. Приглушенные звуки органа, запах ладана, монотонные голоса певчих - все это повергло Анжелику в некоторое оцепенение. В ее памяти вдруг стали всплывать забытые лица, обрывки событий. Воспоминания наплывали, казалось, из этого теплого, душистого воздуха, дрожащего от тысячи свечей, в мерцании которых как бы двигались и шевелились деревянные резные скульптуры, щедро украшающие внутренность храма. Вдруг ей на память пришли слова проклятий, изрыгаемые пастором Новой Англии, преподобным отцом Патриджем: "Папская церковь проповедует религию распутников и фанатиков!" Это именно от его руки погиб отец де Вернон. Анжелика подняла голову, чтобы разглядеть иезуитов, стоявших двумя рядами наверху возле хоров. Как всегда в черном, но с надетыми поверх белыми стихарями по случаю торжеств. Их гладко выбритые или бородатые лица были одинаково холодны и безмятежны. Белые жесткие воротники с округлыми краями придавали им сходство с испанскими грандами, одному из которых, великому Игнатию Лойоле, они и обязаны были своим возникновением. Их собрание показалось ей похожим на Совет волчьей стаи. Осторожные и сдержанные, всегда и ко всем подозрительные и связанные каким-то общим уставом, они были не врагами, а силой. И эта сила, возможно, могла присоединиться к ним. Она обратила внимание на руки молодого иезуита, державшего свой молитвенник. На левой руке не хватало большого пальца, и еще два других были отрезаны на уровне первой фаланги. На другой руке не хватало указательного пальца. Его остроконечная, короткая темная борода, тщательно подстриженная, окаймляла совсем еще юное лицо. Но он уже был лысым. Его природная лысина увеличивалась за счет следов от раны, покрывавшей половину черепа. Приглядевшись, можно было заметить, что у него была отрублена половина левого уха. Подвергшийся совсем недавно истязаниям, ныне он служил торжественную мессу в соборе Квебека и, казалось, не помнил о тех пытках, которые изуродовали его. У него было нежное и невинное лицо. Анжелика вспомнила его имя: отец Жоррас. Анжелика вновь вспомнила об отце Верноне, с которым она плавала на "Белой Птице" и который погиб от руки английского пастора. "О, мой друг! Почему вы умерли? Вы видите, я в Квебеке, как вы и просили..." Она обхватила голову руками, стараясь восстановить в памяти уже забытые черты его лица и разгадать ту тайну, которую она читала в его глазах. "Он любил меня!" - подумала она. - Я уверена, что он меня любил". Анжелика была настолько поглощена этим немым диалогом с призраком, что забыла, где она находится и сколько прошло времени. Со стороны казалось, что она полностью погружена в молитву, и та сосредоточенность, с которой она предавалась медитации, поразила всех присутствующих в храме. Все взгляды были прикованы к белокурому затылку этой знатной дамы, которая в такой униженной позе распростерлась перед алтарем. |
