|
Он бросил взгляд на лицо Пон-Бриана, уже изменившееся под действием мороза и северного ветра, и этот покоящийся среди поблескивающих слитков золота труп казался мрачным символом тщеты ценностей мира сего. - Учитывая побуждения, толкнувшие вас на убийство этого человека, - вновь обратился он к графу де Пейраку, - мы очень хотели бы рассматривать его не как враждебный с вашей стороны акт по отношению к Новой Франции, хотя мы не можем не скорбеть при виде такого насилия. Мессир де Ломени и я сам, мы долго прожили в этом весьма ограниченном кругу людей еще в те времена, когда колония только зарождалась, и мы знаем, какая строгая дисциплина нужна, чтобы не дать распоясаться демону сладострастия, но мы молились... - У меня не монастырь! - сказал Пейрак. - У меня есть порох и веревка... и шпага для дворян... - В вас нет святости... - Нет! Избави меня Бог от нее!.. Они оба держались с крайней заносчивостью, словно готовы были вот-вот взяться за оружие. Парадоксальность ответов графа де Пейрака, окрашенных дерзкой иронией, приводила канадцев в негодование. Этот человек тоже оказался именно таким, каким рисовала его молва: черный дьявол рядом с дьяволицей, бросающий вызов своими гримасами и искрометным взглядом. Напряжение достигло крайней точки. Анжелика спустилась по ступенькам в залу и подошла к ним. - Сядьте к огню, судари, - сказала она мелодичным спокойным голосом. - Вы так изнурены... И видя, что граф де Ломени совсем слабеет, она обхватила его рукой и поддержала. - Что делать с трупом? - прошептал Жак Виньо на ухо графу де Пейраку. Хозяин Вапассу знаком показал, чтобы его вынесли во двор, на холод, в ледяной мрак. Другого выхода не было. Мертвым здесь не место. ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ УГРОЗА Глава 1 Что это с ней? Может, она слишком мало спала, или это из-за ночных волнений, или, может, во всем виноват парализующий холод, который все усиливается? Проснувшись, Анжелика не в силах была шевельнуть ни рукой, ни ногой. Она не осмеливалась шелохнуться, боясь, что ее начнет трясти как в лихорадке. Крохотное окно, затянутое вместо стекла рыбьим пузырем, сплошь было покрыто слоем инея. Сквозь него просачивался скупой свет. Достаточный, однако, чтобы догадаться, что час уже поздний. Обычно в Вапассу поднимались, едва начинал брезжить рассвет... Но в это утро все спали как убитые. Анжелика твердила себе, что должна встать и разжечь огонь в очагах, но проходила минута за минутой, а она продолжала пребывать в оцепенении, которое, казалось ей, она никогда не сможет превозмочь. Она подумала - такая мысль уже мелькнула у нее однажды, на следующий день после той ночи любви, - уж не беременна ли она. Это сразу вывело ее из дремоты, хотя она и не знала, огорчаться ли ей или радоваться, как радуется большинство женщин, когда чувствует под сердцем зарождение новой жизни. Она покачала головой. Нет, это не то. Это что-то другое. Какая-то смутная тревога, почти страх словно бременем легли на форт. С тех пор как они пришли в Вапассу, она впервые испытывала такое чувство. И тогда она вспомнила. У них в доме чужие. Нет, конечно, она не сожалела, что они спасли их, но какой-то внутренний голос подсказывал ей, что вместе с ними в дом вошла угроза. Она поднялась тихонько, чтобы не разбудить мужа, который спал подле нее, как всегда, спокойным, тихим сном. |
