|
И если предположить, что картина предназначена очередному претенденту на ее руку, то нельзя не согласиться, что эта белоснежная, округлая и такая соблазнительная выпуклость будет счастливым дополнением к ее приданому и великолепной родословной. Герцогиня, задрапированная в темно-синий бархат с изломанными складками, увешанная жемчугом и другими драгоценностями, с розой в руке, улыбнулась Анжелике. - Еще минутка, и я в вашем распоряжении, душенька. Ван Оссель, ты кончишь, наконец, мучить меня? Художник что-то пробурчал себе в бороду и для вида положил еще несколько мазков, подсвечивая грудь, над которой он трудился с особым старанием. Камеристка кинулась к герцогине де Монпансье, чтобы помочь ей одеться, художник передал кисти мальчику, судя по всему - сыну, который выполнял обязанности подмастерья. Ван Оссель внимательно оглядел Анжелику и сопровождавшего ее Куасси-Ба. Затем он снял шляпу и почтительно поклонился. - Сударыня, угодно ли вам, чтобы я написал ваш портрет?.. О, это будет прекрасно! Лучезарная женщина и совершенно черный мавр. Солнце и ночь... Анжелика с улыбкой отклонила его предложение. Сейчас неподходящий момент. Но может быть, когда-нибудь... Она представила себе большую картину, которую повесит в гостиной их отеля в квартале Сен-Поль, когда она победительницей приедет туда вместе с Жоффреем де Пейраком. Эта мысль придала ей немного мужества и веры в будущее. Когда они шли по галерее в апартаменты герцогини де Монпансье, та, взяв Анжелику под руку, со свойственной ей непосредственностью начала разговор. - Я надеялась, дорогая моя, что после некоторых выяснений смогу сообщить вам хорошие вести и заверить вас, что арест вашего мужа - недоразумение, что его просто оговорил какой-нибудь придворный, чтобы выслужиться перед королем, или же оклеветал из мести один из просителей, которому граф де Пейрак отказал. Но теперь я стала опасаться, что дело весьма сложное и затянется надолго. - Ваше высочество, умоляю, скажите, что вы узнали? - Идемте ко мне, подальше от нескромных ушей. Когда они уселись рядом на удобном диванчике, герцогиня продолжила разговор: - По правде сказать, если не считать обычных придворных сплетен, я узнала очень мало, и именно отсутствие всяких сведений меня и волнует. Никто ничего не знает или предпочитает ничего не знать. После некоторого колебания она, понизив голос, добавила: - Ваш муж обвинен в колдовстве. Анжелика, не желая огорчать добрую герцогиню, умолчала, что это ей уже известно. - Само по себе это не страшно, - продолжала герцогиня де Монпансье, - и все можно было бы уладить без труда, если бы дело вашего мужа было передано в церковный суд, как того требует предъявленное ему обвинение. Не скрою, лично я считаю наше духовенство порою чересчур надоедливым, властолюбивым, но нельзя не признать, что их правосудие, рассматривающее дела, которые непосредственно касаются церкви, чаще всего бывает разумным и честным. Но дело вашего мужа, хотя вменяемая ему вина имеет самое непосредственное отношение к церкви, передано в светский суд. И это очень серьезно. О, здесь я не строю никаких иллюзий. Если суд состоится, в чем я отнюдь не убеждена, исход дела будет зависеть исключительно от состава суда. - Вы хотите сказать, ваше высочество, что светские судьи могут проявить предвзятость? - Все будет зависеть от того, кого назначат судьями. - А кто их назначает? - Король. |
