– Но почему, ради всего святого? Вы не можете мне намекнуть?

– Просто не хочу, и все. Давайте оставим это.

В голосе звучало лишь сдержанное неудовольствие, но его взгляд изумил ее. Прежде чем он отвел глаза, она заметила в них проблеск того страха, который видела раньше.

– Конечно, – быстро согласилась она, скрывая сжигав шее ее беспокойство и любопытство. – Считаем тему за крытой. Когда я услышу, что мою статью приняли, немедленно дам вам знать – с почтовым голубем.

Уилл засмеялся.

– Лучше прямо приезжайте и стучите в дверь. Обещаете?

– Обещаю.

– Что происходит в высших университетских сферах? – поинтересовался он, явно пытаясь увести разговор от телефонов.

– Ничего особенного. Доктор Роджерс устраивает ежегодную пятничную вечеринку для коллег и приглашает меня.

– Он ведь с психологического факультета?

– Да, декан. Вечеринка для их факультета, но поскольку япомогла ему исправить несколько хитрых математических ляпов, которые он сделал за лето, он объявил меня по четным членом. Так что я получила приглашение.

– И, зная вас, я могу утверждать, что вы его отвергли, правда?

– Неправда, – возразила она, вздергивая подбородок и радуясь, что удалось его удивить. – Я решила предстать в полном блеске.

– И правильно. Вам надо больше общаться с коллегами по факультету, вместо того чтобы проводить свободное время с жалким газонокосильщиком.

– Точно. Вы положительно жалкий и в то же время интеллектуально отсталый.

Уилл оглянулся на факультетский офис.

– И профессор Сандерс пойдет?

– Нет. Почему... – начала она и остановилась, сообразив, на что он намекает. – О! Он снова за нами подсматривает?

– Да. Курит послеобеденную сигарету.

Лизл взглянула на окно кабинета Эва на втором этаже. Лица в темном квадрате видно не было, но из форточки с равномерными интервалами выплывали клубы белого дыма.

* * *

Эверетт Сандерс смотрел вниз на Лизл Уитмен с газонокосильщиком, сидевших вместе под деревом. Кажется, они глядят прямо на него. Но это может быть только простым совпадением. Он знает, что, стоя в своем кабинете на таком расстоянии, остается для них невидимым.

Он глубоко затянулся сигаретой, шестой за день, первой после ленча, состоявшего из восьми унций сдобренного горчицей салата из тунца и кусочков холодной картошки и перчика средних размеров. Точно такой же завтрак он приносил с собой каждый день и съедал прямо здесь, за рабочим столом. Он тщательно заботился о питании и очень старался поддерживать баланс. На столе остывала четвертая чашка кофе. Он позволял себе двадцать чашек в день. Понятно, что это слишком, но с меньшим количеством работа идет хуже. И курил он чересчур много. Двадцать сигарет в день – каждое утро открывает новую пачку «Кул лайтс» и докуривает последнюю перед тем, как лечь в постель. Кофе и сигареты – он собирается отказаться от них, но еще не сейчас. Нельзя же от всего отказаться. Может быть, через несколько лет, убедившись, что может себя контролировать, он попытается избавиться от табака.

Он наблюдал за Лизл и опять удивлялся, что за типа она выбрала, чтобы проводить с ним лучшее время. Одна из самых блестящих женщин, каких он знал, тратит обеденный перерыв на болтовню с простым рабочим – у него волосы собраны в конский хвост, подумать только.

Самое поразительное несоответствие, какое только можно вообразить. Что у них общего? Что способен сказать такой человек, чтобы заинтересовать Лизл с ее умом?

Это мучило его.