– Нет, конечно. Я с ними и так десятый год в разъездах. Во время затяжных концертных туров мы друг друга поубивать готовы. Очень сложно сдерживать раздражение, когда каждый день видишь одну и ту же рожу.

– А я думала, вы лучшие друзья.

– Но даже близкие люди рано или поздно надоедают, – возражает Алекс.

– Как то всё депрессивно получается, – мотаю головой, не желая верить его словам. Как могут наскучить лучшие друзья? А любимый человек? Почему мой кумир противоречит своим же текстам, в которых воспевает вечные ценности?

– Я реалист.

Алекс останавливается, рассматривает центральную площадь, достаёт телефон и что то быстро записывает.

– Ты изменилась, – будто ненароком произносит он. – Отстраняешься от меня всё время, смотришь с подозрением. Романтический флёр первой встречи исчез и теперь ты пытаешься узнать меня настоящего?

– Меня так легко прочитать? – набираюсь смелости, чтобы посмотреть на Алекса. Он серьёзной, немного уставший даже, глаза печальные, без привычной насмешки.

– Да.

Неловкая пауза возникает между нами. Я не хочу возражать, ведь он прав – вчерашний разговор с Димкой повлиял на меня. Я задумалась, чего хочу на самом деле. И кого.

Странно теперь называть Алекса кумиром. Он всё больше похож на обычного человека из плоти и крови, хотя в воображении я рисовала его эдаким идеальным мужчиной с чарующим голосом и сложной загадочной душой. Конечно, я его совсем не знаю, но едкая горечь разочарования уже течёт по венам. Сама придумала – сама расстроилась. Классика.

Интересно, если бы в моей жизни не было Димки, я бы начала сомневаться в Алексе? Или продолжала бы оставаться восторженной глупой фанаткой, заглядывающей ему в рот и находящей оправдание каждому поступку? Меня ведь покоробили его настойчивые поцелуи и пессимистичные фразы о неминуемой смерти любви. А ещё он не продиктовал свой номер телефона, настаивал на совместной поездке в Киев, даже слушать не хотел моих возражений. Либо я соглашаюсь – либо мы никогда больше не увидимся. Разве это не манипуляция?

– Можно личный вопрос? – наконец решаюсь обратиться к Алексу, когда молчание тяжестью оседает на сердце.

– Конечно.

– Скажи, почему ты давно не писал песни?

– Я ведь уже говорил. В моей жизни не было музы, – пожимает плечами Алекс, разглядывая Центральный универмаг.

– Тебя бросила девушка? – наглею я. Раз решила узнать о нём максимум правды – то нужно переступить через себя и упрямо идти к цели.

– Нет, с чего ты взяла? – он поворачивается ко мне, удивлённо приподнимает брови, в глазах появляются ледяные кристаллы.

– Это не связано с отношениями? Прости, я думала, под музой ты имеешь в виду любимую девушку.

– Всё правильно, я всегда пишу тексты, когда влюблён. Но меня не бросала Ира, мы расстались по обоюдному согласию. Ей не нравились мои бесконечные концертные туры, а меня бесила её поверхностность.

– То есть?

– Души в ней оказалось мало. Поговорить не о чем. Например, я рассказываю о человеческих пороках, о нашей извечной слабости, желании поддаться низменным порывам вместо того, чтобы совершенствоваться, расти над собой, но замолкаю, потому что вижу безразличие в её глазах. Конец отношений – это потухший свет в некогда любимом взгляде. Ира перестала меня понимать.

– Но ты ведь тоже поддаёшься низменным порывам, – чувствую себя очень глупой, плохо соображающей девчонкой, которая безумно далека от философских размышлений. Большинство людей порочны и занимаются саморазрушением. Разве это великая новость?

– Да. Потому что слаб, как всё человечество. Но я пытаюсь стать лучше, и в этом мне помогает музыка.

– А с остальными девушками ты тоже расставался по обоюдному согласию?

– Да по разному бывало.