– Я тебе верю, – ласково произносит он, покрывая моё лицо воздушными поцелуями. – Сложно всё осознать. Будто вижу сон, а когда проснусь – узнаю, что ты уехала в Питер с Милошевичем и больше никогда не вернёшься.

– Ты боялся, что так будет?

– Кто ж их знает, этих вокалистов, – нервно смеётся Дима. – Музой называл, мог и домой пригласить.

– И ты всё равно поддержал меня. Опасался, что я могу не вернуться, но отпустил.

– Тебе это было необходимо.

– Как я могла не замечать тебя все эти годы? – качаю головой, обжигаясь чувством вины, от которого болезненно щемит сердце. А если бы не Алекс? Я бы так и не поняла, что влюблена в Диму? Он бы начал с кем то встречаться, а я бы продолжала избегать реальности, всё глубже утопая в мире глупых иллюзий.

– Главное то, что происходит сейчас. Забудем о прошлом, – серьёзно произносит Дима. – Я полюбил тебя задолго до того апрельского поцелуя. Ты даже не представляешь, как я счастлив.

Вместо очередных оправданий и слов сожаления я целую его. Крепко, до сбитого дыхания и бабочек в животе. Дима перестаёт сдерживаться, отвечает жадно, напористо. Но меня ничуть это не пугает. Всё кажется правильным и естественным.

Пока громкое урчание в животе не убивает напрочь всю романтику.

Я сдавленно хихикаю, немного смущённая реакцией своего организма. Предатель, не мог помолчать хотя бы часик!

– Ресторан работает до полуночи. Мы ещё успеем, – улыбается Димка.

– В мини баре можно найти еду, – неуверенно отвечаю. Не хочу никуда идти, мы же только начали друг друга познавать.

– Тин, нам некуда торопиться. Всё успеем. Не сейчас, так потом. И наговоримся, и нацелуемся.

– Ладно ладно, уговорил, – сдаюсь я.

Держась за руки, мы спускаемся на первый этаж, садимся за дальний столик пустующего зала. Я рассматриваю меню, плохо соображая, что там написано. Мелкие буковки пляшут перед глазами, приходится по десять раз перечитывать одну и ту же строчку. Когда к нам приближается официант, я растерянно хлопаю ресницами, так и не выбрав еду.

– Две солянки, гамбургер, стейк из лосося, американо и капучино, пожалуйста, – приходит на помощь Дима.

– Что то я совсем не соображаю, – смущаюсь своей беспомощности. – Ты, как обычно, меня выручил. От лосося никогда не откажусь, спасибо.

– Ты обожаешь рыбу, выбрать было не сложно, – усмехается Дима, поглаживая пальцами мою открытую ладонь. – Расскажи мне то, что всегда скрывала. Что угодно.

– Я долго боялась, что недостойна любви. Во мне мало возвышенности, нежности, тепла, ведь я никогда не знала этого чувства. Ни разу не сказала о любви бабушке и дедушке, не сильно грустила из за того, что не помню маму. Смотрела на её фотографии и ничего не ёкало внутри. Мне было четыре, когда она умерла. И очень долго я ненавидела себя за то, что спокойно живу без мамы и папы. Меня иногда спрашивали одноклассники, каково это – быть сиротой, а я не знала, что ответить. Взращивала в себе чувство вины, считала себя чёрствой и поверхностной. Лет в шестнадцать я поняла, что не обязана грустить по тем, кого совсем не помню. Но старые страхи никуда не делись. Зато в выдуманном мире меня любили и я любила. Легко жить иллюзиями.

– Не соглашусь с тем, что в тебе мало тепла и нежности. Ты умеешь тонко чувствовать, но сама, видимо, об этом не знаешь. Своим голосом и ободряющими прикосновениями ты всегда благотворно на меня влияла. Это я порой думал, что не дотягиваю до твоего уровня. Постоянно шучу, балагурю, взываю к здравому смыслу, а не к эмоциям.