– Что встал? Заходи!

Ладонь контролерши несильно подтолкнула Обнорского в бок. Он очнулся, сделал шаг влево и остановился на пороге камеры N 293. Контролерша еще раз подтолкнула Андрея кулаком в спину. Он сделал еще два шага и вошел внутрь. Дверь за спиной захлопнулась. Шесть пар глаз с интересом смотрели на новенького. Резко оборвалась арабская песня.

– Никак к нам еще одного басурманина прислали? – сказал чей то голос.

Обнорский стоял у входа в камеру. С обеих сторон, с трехъярусных коек, уходящих под сводчатый потолок, на него смотрели незнакомые глаза. В первый момент ему показалось, что их очень много… По тюремным понятиям камера была полупустой – всего то шесть человек. Ему казалось – двадцать…

– Прислали еще одного продажного русского полицейского, – негромко сказал чей то голос по арабски. – Дурака и пьяницу.

…Все таки – бред. Все таки – галлюцинации… Обнорский молчал.

– А у нас в деревне здороваются, когда в хату входят.

Андрей понял, что обращаются к нему. Неужели галлюцинации бывают такими достоверными?

– Похоже, новый мусульманин немой, ребята.

– Он такой же мусульманин, – негромко прозвучало по арабски откуда то сверху, – как я еврей, ник уммак .

Андрей поднял глаза кверху… на третьей койке сидел араб. Черные блестящие глаза на смуглом лице смотрели на него с презрением.

– Здравствуйте, – сказал Обнорский глухо и растерянно.

– О о, да он говорить умеет.

– Ага… даже по русски.

– Ну, мусульманин, не стой столбом то… Присядь, представься народу.

Эту фразу сказал крепкий мужик лет тридцати. Он сидел на нижней койке, держал в руках какую то книжонку. Под майкой тельняшкой бугрились мышцы. Его лицо показалось Андрею знакомым, но он больше не верил своим ощущениям.

– Присядь… в ногах то правды нет.

– А… куда садиться? – спросил Обнорский. Сесть действительно было некуда.

– На пол и садись. Бросай шмотки – и на них сверху.

Обнорский положил матрац на чистый пол, сел. Он не был уверен, что поступает правильно: возможно, это какая то подколка.

– Ну, – сказал мужик с книжкой. – Ты кто?

– Харит уль хаммар , – произнес араб из своего поднебесья.

– Я журналист, – сказал Андрей.

– Ну! Значит, ты попал к своим, мы тоже здесь все журналисты. Здесь такой порядок: журналиста – к журналистам, мента – к ментам.

Обнорский снова промолчал. Он то еще не знал, что попал в красную хату. А сюда случайно не попадают, в ментовских камерах сидят только сотрудники милиции, прокуратуры, суда да иностранцы. Его фраза «я журналист» для сокамерников казалась откровенной ложью.

– А как тебя зовут то, коллега? – спросил кто то.

– Андрей.

– Оч чень приятно. Всегда рады видеть коллегу журналиста. Дело же не в профессии, правда. Главное, чтобы не мент… А то, понимаешь, нам недавно одного мента по ошибке подсадили.

– И что?

– Да ничего. Упал он ночью с верхней шконки. Помер.

Раздался смех. Смеялись все обитатели камеры кроме араба.