|
Договор об открытии этого счета он, как и директор московского агентства «Консультант» полковник Семенов, помнил наизусть. Но, в отличие, от Семенова, Николай Иванович не знал о том, что нашелся владелец… Из довольно длинного и не очень достоверного рассказа Антибиотика Наумов вычленил главное для себя: в Стокгольме проживает вдова Гончарова, которая распоряжается очень солидными деньгами. Питерский криминальный журналист Серегин Обнорский состоит с этой загадочной дамой в близких отношениях. Вся эта информация требовала проверки, могла оказаться ерундой… Ну а вдруг? А? А вдруг покойничек сумел передать весь капитал или часть его любимой супруге?
Через год с небольшим, в декабре, состоятся выборы в Государственную Думу, прикидывал про себя Наумов. Выборы – это, в первую очередь, деньги. Если у очаровательной Екатерины Дмитриевны есть ключик к швейцарскому счету… о, это слишком хорошо, чтобы быть правдой! Но проверить надо. Надо проверить… – И что же дальше? – спросил Наумов, когда Палыч иссяк. – Дальше Кудасов определил меня в Кресты, – почти жалобно сказал Антибиотик. Наумов подумал, что старик все таки постарел, сдает. На миг в нем проснулось нечто вроде сочувствия. Но тут же он подумал, что по приказу этого седенького, благообразного старичка сегодня утром спокойно расстреляли восемь человек. Нет, даже девять. – Я вас, Палыч, не про это спрашиваю, – сказал Наумов. – В ваших делах разброд, поступления снизились. Контроль до известной степени утрачен… таковы итоги. За словами Наумова снова слышалось: не справляешься. Заменим. Палыч чувствовал, что допустил слабину в разговоре. А этого делать никак нельзя. Никогда. Ни перед кем. Тем более перед Паханом. Лагерный закон учит строго: слабого – нагни. Наумов ни дня не провел на зоне, но… Палыч его боялся. Он мгновенно собрался и решительно сказал: – Замечания, Николай Иванович, справедливые. Ситуация уже исправлена, все финансовые вопросы решу до конца недели. А контроль… контроль будет восстановлен в кратчайшие сроки. Это я обещаю. Наумов снова усмехнулся – слова старого зэка звучали как монолог на партсобрании: Благодарю коллектив за оказанное доверие и обязуюсь… – Ну ну, – произнес Николай Иванович иронично, – только ты со своими методами не перегни палку. Я сегодня с заместителем начальника ГУВД беседовал… там очень недовольны, Палыч. Смотри. Сядешь второй раз – вытаскивать не буду. Не обессудь. – В белых перчатках, Николай Иванович, дерьма то не разгребешь, – сказал Антибиотик, и Наумов отметил, что в его голосе появились жесткие нотки. Крепок еще старик. – Согласен, – ответил он. – Но и край нужно видеть. – Нельзя человека к краю толкать. Чтобы дело делалось, придется кого то убрать с дороги. Иначе никак. Да, крепок старик, подумал Наумов и спросил: – Кого же убирать будешь, Палыч? Антиботик секунду помолчал, потом посмотрел на собеседника пристально и ответил негромко: – Пока Никита Директор и писарчук газетный со своей оторвой заграничной у меня за спиной стоят… Пока они живые по земле ходят… – Э, нет, Палыч, – перебил Наумов. – Такой хоккей нам не нужен. Убитый журналист, как и убитый мент, сразу в герои попадает. Мы жертвою пали в борьбе роковой! Такой хоккей нам не нужен. Антибиотик молчал. Он понимал правоту Наумова, но не мог ее принять. Николай Иваныч продолжил: – Мы их, конечно, уберем, Палыч. Но сделаем это цивилизованными методами, без лишнего шума. – А блядь заморскую? Катьку блудницу? – спросил Антибиотик. В его голосе откровенно звучала ненависть. – А вот о Екатерине Дмитриевне мы поговорим отдельно, – с расстановкой произнес Наумов. |
