Он встал и принялся беспокойно расхаживать по залу; в какой-то момент он оказался сбоку от кресла волшебника. Подобрав полено, он преклонил колени, чтобы положить его в огонь.
— Если не станет тебя, — сказал Хар, — едва ли будет важно, где я. Верно?
Моргон не ответил. Ирт подался вперед, опершись одной рукой для верности о плечо Хара, поймал горящую щепку, которая катилась к его ногам, и швырнул ее обратно в очаг.
— Нелегкое дело — подобраться к Башне Ветров. Но, думаю, войско Астрина сделает это возможным.
Он выпустил Хара, стряхнув с ладони золу, и король поднялся во весь рост. Моргон, поглядывая на его мрачное лицо, проглотил свои возражения, и теперь в мозгу его не осталось ничего, кроме страстной решимости.
Они простились с Харом на заре следующего дня, и три вороны продолжили свое долгое путешествие на юг, в Херун. В дороге их поливал унылый дождь. Волшебник с поразительной точностью вел их через равнинное пограничье Остерланда и приосские леса. Они не оборачивались, пока не пересекли реку и перед ними не раскинулась обширная ничейная земля, лежащая между Остерландом и Имрисом. К сумеркам третьего дня путешествия дождь наконец унялся, и они дружно, не сговариваясь, спустились наземь, чтобы отдохнуть в своем истинном облике.
— Как, — спросил Моргон Ирта, прежде чем волшебник извлек огонь из груды промокших коряг, — как ты нас ведешь, скажи на милость? Мы прилетели прямиком к Зимней. И как ты попал от Исига на Хед, а затем обратно за двое суток?
Ирт взглянул на Моргона, ориентируясь на голос. Пламя заплясало между его ладонями, пожирая дерево, и волшебник отодвинулся от разгорающегося костра.
— Чутье, — ответил он. — Ты слишком много думаешь на лету.
— Может быть.
Моргон уселся поближе к костру. Рэдерле, глубоко дыша влажным, настоянным на соснах воздухом, задумчиво смотрела на реку.
— Моргон, а не наловишь ли ты рыбы? Я так проголодалась. И я не хочу превращаться обратно в ворону, чтобы клевать… Ну, все то, что они едят. Если ты согласен порыбачить, я поищу грибов.
— Пахнет яблоками, — объявил Ирт, поднялся и побрел на запах. Моргон наблюдал за ним с нескрываемым недоверием.
— Я не чувствую никакого запаха, — пробурчал он. — И едва ли я вообще думаю на лету. — Он встал, затем наклонился, чтобы поцеловать Рэдерле. — А по-твоему, пахнет яблоками?
— Пахнет рыбой. И новым дождем. Моргон…
Внезапно она положила руку ему на плечи и потянула вниз. Он заметил, что Рэдерле подыскивает слова.
— Что?
— Не знаю. — Она провела по волосам свободной рукой. Лицо ее приняло выражение озадаченности и беспокойства. — Он движется через мир, как хозяин…
— Я заметил.
— Я по-прежнему хочу… Очень хочу ему доверять. Пока не вспоминаю, что он сделал тебе. Тогда я начинаю его бояться и думать: а куда он ведет нас и почему делает это так искусно?.. Но я снова так легко забываю свои страхи. — Пальцы ее рассеянно гладили его волосы. — Моргон…
— Что еще?
— Не знаю. — Рэдерле резко встала, сердясь на себя. — Не знаю, о чем я думаю.
Она пересекла поляну, чтобы поискать грибы на опушке. Моргон пошел к широкой реке, зашлепал вброд по отмелям и встал неподвижно, точно старый пень, высматривая рыбу и стараясь ни о чем не думать. Дважды он обрызгался, а форель выскользнула прямо из его пальцев. Наконец он превратил свой разум в зеркало, отражающее серую воду и серое небо, и стал думать, как рыба.
Он поймал три форели, за отсутствием ножа неловко почистил их мечом и, повернувшись к берегу, чтобы отнести улов к костру, заметил, что волшебник и Рэдерле наблюдают за ним. |