Изменить размер шрифта - +
Он оставил убитого зайца у костра Рэдерле, и через миг на месте птицы снова стоял Ирт. На мгновение глаза его показались незнакомыми, полными чистого, свежего воздуха и гордой целеустремленности небесного охотника, затем, неуловимо изменившись, стали прежними. Моргон задал свой вопрос голосом, который прозвучал по-ученически смиренно.

— Я чую запах своей жертвы, — объяснил волшебник. Он достал из-за голенища нож. — Ты бы освежевал его, а? Мне это будет трудновато.

Не сказав ни слова, Моргон принялся за работу. Рэдерле подобрала прут и закончила его очищать.

— А ты говоришь по-соколиному? — внезапно спросила она с робостью в голосе.

Могущественное слепое лицо повернулось к ней и внезапно смягчилось. Нож в руке Моргона замер над тушкой зайца.

— Немного.

— Можешь меня научить? А не то что, мы так до самого Херуна и будем лететь воронами?

— Если тебе угодно… Я думал, что, уж коли ты из Ана, тебе привольнее всего в обличье вороны.

— Нет, — мягко сказала она. — Мне теперь много что подходит. Но спасибо тебе за заботу.

— Кем ты уже оборачивалась?

— О… Птицами, деревом, лососем, барсуком, оленем, летучей мышью, турицей… Я давно потеряла счет. Это все было тогда, когда я искала Моргона.

— Ты всегда находила его.

— Ты тоже.

Ирт рассеянно пошарил вокруг себя, ища ветки с развилками, чтобы положить на них вертел.

— Да…

— Зайцем я тоже оборачивалась.

— Заяц — добыча сокола. Настраивайся в лад с законами земли.

Моргон швырнул заячью шкурку и требуху в папоротник и потянулся за вертелом.

— А законы Обитаемого Мира? Они ничего не значат для Властелина Земли?

Волшебник сидел тихо-тихо. Казалось, безжалостная целеустремленность сокола опять всколыхнулась в невидящем взгляде, и Моргон почувствовал дерзость своего намека. Он посмотрел в сторону. Ирт уклончиво заметил:

— Ну, положим, не всегда так.

Моргон пристроил вертел с наколотым на него зайцем над огнем и разок-другой повернул, чтобы проверить его прочность. Тут его поразила двусмысленность слов волшебника. Он уселся на корточки, пристально глядя на Ирта. Но с чародеем разговаривала Рэдерле, и боль в ее чистом голосе побудила его сидеть тихо.

— Тогда почему, как ты думаешь, мои родичи воюют против Высшего на Равнине Ветров? Если могущество — это просто знание о дожде и огне, а законы, в лад которым они настроены, — законы земли?

Ирт снова погрузился в молчание. Солнце исчезло за невесть откуда наплывшими тучами, протянувшимися через небо на западе. Сумерки и туман начали подступать к стоянке путников. Волшебник протянул руку, нащупывая вертел, и медленно повернул его.

— Мне кажется, — начал он, — что Моргон прав, предполагая, что Высший ограничивает могущество Властелинов Земли. Это сама по себе достаточная причина для них желать войны… Но, кажется, немало загадок таится в ней. Каменные дети в Исиге много столетий назад повлекли меня к своей гробнице, передав мне свою щемящую печаль. У них отняли их могущество. Дети — это наследники, мощь — она по праву принадлежит им, возможно, поэтому их и сгубили.

— Погоди. — Голос Моргона дрогнул. — Ты говоришь… ты полагаешь, что в этой гробнице был похоронен и наследник Высшего?

— Это кажется правдоподобным, не так ли? — Жир брызнул в пламя, и Ирт снова повернул зайца. — Возможно, это как раз мальчик, который поведал мне о звездах, сказав, чтобы я поместил их на арфе и на мече для того, кто явится в грядущие века и возьмет их по праву…

— Но почему? — прошептала Рэдерле, все еще требовавшая ответа на свой вопрос.

Быстрый переход