А мы действительно ошибаемся, и немцы, и французы, и премудрый Адди барон, и само собой, наши доморощенные мудрецы. Встретились две планеты – фиолетовая Аргентина и голубая, в белесых пятнах, Земля (иллюминатор слева). И что мы делаем? Подбираем за ними крохи, склевываем, словно глупая курица. Ранцы, летательные аппараты, подземные бомбы.

– Что это? – негромко ахнула Фогель, явно забыв об извращенце Бодлере.

Я посмотрел направо.

Свет солнца отогнал тень. Там, где только что клубилась чернота, проступил неровный скальный гребень. Под ним – обрыв, словно твердь с размаха рассекли тяжелым тесаком. На миг почудилось, будто на рваной поверхности видны жилы застывшего металла. Это продолжалось недолго, взгляд лишь скользнул, цепляясь за выступы и трещины – и все вновь покрыла тьма. Осколок неведомого исчезал среди равнодушных звезд.

– Наши такое встречали, – не слишком уверенно заметил Жак Бенар. – Возможно, в Солнечной системе существовала еще одна планета, это – ее обломок.

Фогель обернулась, провожая взглядом уходящую тень, а я, наконец, пойм ал таки главное. Встречали! Клементийцы вышли в космос, поэтому они и прилетели к нам, а не мы к ним. Летчики рассказывают, что в воздушном бою высота – чуть ли не главное преимущество. Надо брать не только их оружие и технологии, важно перехватить стратегию. Космос! Сейчас мы свалимся на Британию сверху, и никакие их «Харрикейны» нам не помеха. Нужны ракеты, нужны воздушные корабли, мы должны сами выйти в космос! И не через полвека, а прямо сейчас. Это не менее важно, чем обогащенный уран. Если из него все таки слепят супер бомбу, ее надо влепить точно в цель. Самолет можно перехватить. А ракету? Из за облаков, внезапно, как снег на голову. Как Смерть на голову.

Я отогнал миражи и вновь поглядел на холодные безмолвные звезды. Вот оно! Космическое измерение, пока еще недоступное землянам. Кто первым им овладеет, тот победит. А что у нас есть? Национальный консультативный комитет по воздухоплаванию, энтузиасты, запускающие в год по самодельной ракете. Мало, мало! Но мы – страна эмигрантов, мы – «Мейфлауэр», у нас живет сотня национальностей, пусть будет и сто первая – клементийцы.

А я еще морщился, когда колобок требовал себе преференций! В состав Штатов следует включить еще один, и называться он будет – Новый Тауред!

– Спуск! – не без радости в голосе объявил профессор, и я лишь кивнул в ответ. Все идет правильно, надо лишь добраться до Вашингтона, войти в кабинет ФДР и убеждать, убеждать. Убедить!

Звезды исчезли, впереди – белые облака на фоне прозрачной синевы. Мы – тоже «Мейфлауэр», мы прокладываем путь.

* * *

Когда дышать стало легче, а небо начало приобретать привычный цвет, я оторвал голову от сиденья и облегченно вздохнул. Перегрузки вещь неприятная, но можно перетерпеть. Кажется, все в порядке, боевой экипаж жив и здоров, вот только колобок.

Я видел только его спину, но и этого хватило. С профессором определенно что то не так, ерзает, сутулится, дергает плечами. Интересно, что там на его экране? Тяжесть давила, но я все таки попытался привстать, насколько позволяли ремни. Увидел, однако ничего не понял. Линии, какие то точки. Стоп! Раньше точка была только одна!..

– Засекли, – тусклым голосом проговорил профессор, и я понял, что замечтался. Не помогло! Пусть и внезапно, пусть и снегом на голову. Клементийцы летают в космос не первый год.

Резко загудел зуммер, Жак Бенар обернулся. Белое, словно мел лицо, пустые глаза.

– Они перехватили управление.