Он подумал о кладбищенских крестах, датах на них, стертых кем-то лицах.

    По-видимому, мало кому удавалось выбраться отсюда.

    Но ничего другого не оставалось.

    — Хорошо, — сказал он наконец. — Попробуем.

    — Вот это мне нравится.

    Келсо повернул к лесу, О'Брайен тем временем направил антенну в сторону реки, и вскоре Келсо услышал у себя за спиной благословенный писк «Инмарсата», настроившегося на спутник.

    Бульдозер набрал приличную скорость — шестьдесят-семьдесят километров в час, в обе стороны выбрасывались снежные струи, ударявшие в стволы деревьев. За рулем сидел Кретов. Рядом с ним, прижавшись друг другу и не выпуская из рук автоматов, разместились его люди. Суворин буквально висел сзади на откидном сиденье, вцепившись руками в металлические поручни. Приклад автомата вдавливался в его ногу, и его мутило от тряски и выхлопных газов. Он размышлял о тех перипетиях, что выпали на его долю в последние дни, и с огорчением признавал мудрость старой русской поговорки: люди рождаются в чистом поле и умирают в темном лесу.

    Для этих размышлений у него было достаточно времени, потому что со времени выезда из аэропорта ни один из трех спецназовцев не обратился к нему ни с единым словом. Они угощали друг друга жвачкой, сигаретами «ТУ-144», тихо переговаривались, но из-за грохота двигателя Суворин не мог разобрать ни слова. Этих троих связывают близкие отношения, подумал он, наверняка их объединяет некое братство. Где были они в последний раз? Может быть, в Грозном, усмиряя чеченских боевиков? («Все террористы уничтожены на месте...») В таком случае сегодняшняя вылазка для них — просто праздник. Пикник в лесу. Кто же отдает им приказы? Соображай сам... Шутка Арсеньева.

    В кабине было жарко. Единственный стеклоочиститель судорожными рывками боролся со снежными комьями, ударявшими в стекло.

    Суворин попытался высвободить ногу. Серафима уже несколько месяцев требовала, чтобы он уволился и начал зарабатывать деньги — у ее отца есть знакомый в частной энергетической компании. «... Мой дорогой Феликс, как бы это сказать, он кое-чем мне обязан». Так сколько будут платить, папа? В десять раз больше, чем на этой треклятой службе, и в десять раз меньше работы? К черту Ясенево. Время пришло.

    Из приемника раздался сиплый мужской голос. Суворин подался вперед. Он не улавливал слов. Похоже, передают координаты. Кретов в одной руке держал микрофон, другой управлял машиной, одновременно глядя в карту, разложенную на коленях соседа, и время от времени — на дорогу.

    — Конечно. Конечно. Без проблем.

    — В чем дело? — спросил Суворин.

    — А, вы еще здесь? — с притворным удивлением процедил Кретов. — Ты понял, Алексей? — обратился он к человеку с картой на коленях. Затем бросил Суворину: — Это пост прослушивания в Онеге. Они только что перехватили разговор по спутниковой связи.

    — Тридцать километров, товарищ майор. Это прямо у реки.

    — Видите? — сказал Кретов, усмехнувшись в зеркало Суворину. — Что я вам говорил? К вечеру будем дома.

     29

    Келсо вышел из леса к деревянной лачуге.