С виду Мамонтов походил на обычного чиновника: волосы с проседью цвета стали, очки в стальной оправе, отвислые щеки, как у охотничьей собаки. Мимо такого сто раз пройдешь на улице и не обратишь внимания. А вот глаза — горящие. Глаза фанатика, подумал Келсо: наверное, у Эйхмана или какого-нибудь другого нацистского чиновника-убийцы были такие же глаза. Пожилая женщина где-то в глубине квартиры начала странно выть, и Мамонтов велел Виктору пойти ее утихомирить.

    — Значит, вы участвуете в этом сборище воров, — сказал он Келсо.

    — Каком сборище?

    — В симпозиуме. В «Правде» был напечатан список иностранных историков, которые приглашены выступить. Ваша фамилия там стоит.

    — Историков вряд ли можно считать ворами, товарищ Мамонтов. Даже иностранных историков.

    — Нет, значит? Самое важное для народа — его история. Это почва, на которой построено любое общество. Наша история была у нас украдена — сужена и затемнена клеветой наших врагов до такой степени, что народ перестал понимать, что он собой представляет.

    Келсо улыбнулся — Мамонтов ничуть не изменился.

    — Но вы же не можете всерьез этому верить.

    — Вы не русский. Представьте себе, что ваша страна предложила иностранной державе купить ее национальный архив за жалкие два-три миллиона долларов.

    — Вы же не продаете свой архив. Вы планируете переснять документы на микропленку и дать возможность ученым пользоваться ими.

    — Ученым в Калифорнии, — сказал Мамонтов таким тоном, словно это было решающим аргументом. — Но нечего заниматься тягомотиной. У меня неотложная встреча. — Он посмотрел на часы. — Могу уделить вам еще только пять минут, так что переходите к делу. Что это вы заинтересовались тетрадкой Сталина?

    — В связи с исследованием, которым я занимаюсь.

    — Исследованием? Исследованием чего? Келсо замялся.

    — Событий, связанных со смертью Сталина.

    — Продолжайте.

    — Если бы я мог задать вам пару вопросов, тогда, возможно, мне удалось бы объяснить...

    — Нет, — сказал Мамонтов. — Поступим наоборот. Сначала вы расскажете мне, что вы знаете об этой тетради, а потом я, возможно, отвечу на ваши вопросы.

    — Возможно, ответите? Мамонтов снова взглянул на часы.

    — Четыре минуты.

    — Хорошо, — поспешил согласиться Келсо. — Вы помните официальную биографию Сталина, написанную Дмитрием Волкогоновым?

    — Предателем Волкогоновым? Вы напрасно занимаете мое время. Эта книга — дерьмо.

    — Вы ее читали?

    — Конечно, нет. В нашем мире хватает дерьма, и я вовсе не желаю погружаться в него.

    — Волкогонов утверждает, что Сталин держал свои бумаги — в том числе черную коленкоровую учебную тетрадь — в собственном сейфе в Кремле и что эти бумаги были украдены Берией. Он узнал это от человека, которого, я думаю, вы знаете. От Алексея Алексеевича Епишева.

    В тяжелых серых глазах Мамонтова что-то вспыхнуло — на миг. Значит, он об этом слышал, подумал Келсо, он знает о существовании тетради...

    — И?

    — И я подумал, что вы знали об этом, когда писали справку о Епишеве для биографического справочника. Ведь он, насколько я понимаю, был вашим другом?

    — А вам-то что до этого? — Мамонтов перевел взгляд на сумку Келсо.