Потом ее засыпали и пытались даже заложить дерном. Но некоторые куски дерна раскрошились, а другие вылезли закрая ямы, и получилось нечто вроде разбитой грязной пилы. Видно, очень спешили, подумал Келсо, и копались тут недавно, возможно, даже сегодня. Он поднялся и сбросил мокрые листья с плаща.
«Почувствовали силу товарища Сталина, хоть он уже и в могиле?..»
Келсо слышал за высокой стеной грохот транспорта на широкой улице. Реальный мир был совсем близко — казалось, протяни руку и дотронешься. Он попытался носком ботинка снова разбросать листья по развороченной земле, взял сумку и пошел, спотыкаясь, в конец сада, туда, откуда доносились звуки жизни. Пора выбираться отсюда. Он это понимал. И был испуган. Вишневый сад тянулся почти до стены, которая вдруг возникла перед ним — бесцветная и отвесная, как периметр викторианской тюрьмы. Ему через нее не перелезть.
Вдоль стены шла гаревая дорожка. Он пошел влево. Дорожка завернула возле угла стены и повела его назад, к дому. На полпути он увидел в стене темный овал — садовую дверь, которую заметил еще с улицы. Она заросла зеленью, и Келсо пришлось отдирать ветки разросшегося куста, чтобы до нее добраться. Она была заперта, возможно, даже заржавела. Большое чугунное кольцо, служившее ручкой, не поворачивалось. Келсо щелкнул зажигалкой и поднес ее к двери. Крепкая, но рама, кажется, слабая. Келсо отступил и изо всех сил ударил в нее ногой — ничего. Еще одна попытка. Безнадежно.
Келсо вернулся на дорожку. Он находился метрах в тридцати от дома. Четко вырисовывалась нависшая крыша. Он видел на ней высокую печную трубу, к которой был прикреплен диск спутниковой антенны, слишком большой для использования в быту.
И вот когда он рассеянно смотрел на диск, в поле его зрения вдруг мелькнул свет в верхнем окне. Свет так быстро исчез, что Келсо решил: это ему почудилось, и приказал себе не волноваться, а заняться поиском какого-нибудь орудия, чтобы выбраться отсюда. Но тут свет вспыхнул снова, как луч маяка — бледный, потом яркий и снова бледный: кто-то провелмощным карманным фонарем против часовой стрелки сначала по окну, потом по темной комнате.
Значит, вернулся подозрительный охранник.
— О боже! — Губы у Келсо слиплись, и он с трудом мог произнести даже столь короткое слово. — Боже, боже, боже!
Он помчался по дорожке к оранжерее. Ветхая дверь поддалась лишь немного, так что он едва сумел протиснуться. Из-за винограда внутри было темнее, чем снаружи. Садовые столики, старая садовая корзинка, пустые лотки для рассады, глиняные горшки... ничего, ничего. Он пошел по узкому проходу, что-то задело его по лицу, потом он наткнулся на что-то большое, металлическое. Старая пузатая чугунная печка. И возле нее — груда выброшенных за ненадобностью предметов: совок, ведерко для угля, кочерга. Кочерга!
Келсо выбрался назад, на дорожку, держа свое сокровище. Подойдя к садовой калитке, он просунул кочергу между дверью и рамой, как раз над замком. Нажал — раздался треск. Кочерга вывалилась. Келсо вставил ее и снова нажал. Опять треск. Он провел кочергой вниз — рама разъехалась.
Келсо отступил на несколько шагов, ринулся на дверь, ударил в нее плечом, и некая сила — превыше, как ему показалось, физической, смесь воли, страха и воображения — вынесла его сквозь калитку в тишину пустынной улицы.
6
В шесть часов вечера майор Феликс Суворин в сопровождении своего помощника лейтенанта Виссариона Нетто явился с докладом о прошедшем дне к своему непосредственному начальнику, полковнику Юрию Арсеньеву. |