Но Беленький не слушал его.

    — Все, что вы можете припомнить. — И он положил на стол синюю ручку.

    — Но вы слышите, что я вам говорю? Сталинские записи...

    — Верно, верно. — Следователь по-прежнему не слушал. — Детали мы выясним позже. Сначала нужны ваши показания.

    — Полностью?

    — Конечно. Кто вы. Как познакомились со стариком. Что вы делали в его квартире. Все от начала и до конца. Пишите. А я вернусь.

    И следователь ушел, а Келсо еще минуты две смотрел на чистый лист. Автоматически аккуратно написал кириллицей свое имя, фамилию, дату рождения и адрес. В мозгу царил туман. «Я приехал», — написал он и остановился. Пластмассовая ручка в пальцах казалась тяжелее лома. «Я приехал в Москву...» Он даже не мог вспомнить дату. А обычно хорошо помнил даты! (25 октября 1917 года крейсер «Аврора» дал залп по Зимнему дворцу, и началась революция; 17 января 1927 года Лев Троцкий был исключен из Политбюро; 23 августа 1939 года был подписан пакт Молотова — Риббентропа...) Келсо пригнул голову к столу. «Я приехал в Москву в понедельник, 26 октября, утром из Нью-Йорка по приглашению Российского архива, чтобы выступить с небольшой лекцией об Иосифе Сталине...»

    Ему потребовалось меньше часа на то, чтобы закончить свои показания. Он изложил все, как просили: про симпозиум, про встречу с Рапавой, про тетрадь Сталина, про Библиотеку имени Ленина, про Епишева и встречу с Мамонтовым, про дом на Вспольном, про свежераскопанную землю, про «Робот» и дочь Рапавы... Он исписал семь страниц мелким почерком и даже ускорил темп к концу, поспешно описав, в каком состоянии увидел квартиру, как обнаружил труп, как искал работающий телефон в соседнем корпусе и разбудил молодую женщину с ребенком. Он был доволен, что взялся за перо, привел в какой-то порядок хаос происшедших событий.

    Беленький просунул голову в дверь, как раз когда Келсо дописывал последнюю фразу.

    — Можете этим больше не заниматься.

    — Я уже написал.

    — Не надо. — Беленький посмотрел на небольшую стопку листов, потом на Келсо. За его спиной в коридоре послышался шум. Он нахмурился, затем крикнул через плечо: — Скажи, чтоб подождал. — Он вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

    Что-то произошло с Беленьким, это было ясно. Рубашка цвета хаки расстегнута, галстук развязан. На рубашке пятна пота. Не отрывая взгляда от лица Келсо, он протянул большую руку, и Келсо подал ему свои показания. Беленький, крякнув, сел за стол и достал из нагрудного кармана пластмассовый футляр. Оттуда вынул на редкость изящные очки в золотой оправе, встряхнул их, надел на кончик носа и стал читать.

    Массивный подбородок его выпятился. Он то и дело вскидывал глаза со странички на Келсо, изучающе на него смотрел и снова возвращался к тексту. Он морщился. Усы над сжатыми губами опустились еще ниже. Он покусывал сустав большого пальца на правой руке.

    Прочитав последнюю страницу, он вздохнул.

    — И это правда?

    — Все до последней точки.

    — А-а, ё-моё. — Беленький снял очки и потер глаза ребром ладони. — И что же мне теперь с этим делать?

    — Мамонтов, — сказал Келсо. — Он наверняка к этому причастен. Я намеренно не сообщил ему никаких подробностей, но...

    Дверь распахнулась, и маленький тощий человечек, этакий Лорел при Беленьком-Харди, произнес испуганным голосом:

    — Фима! Быстро! Они здесь!

    Беленький многозначительно посмотрел на Келсо, собрал листки его показаний и поднялся из-за стола.