- В контр-разведке СМЕРШ! - гордо и звончей, чем требовалось, отрубил старшина. (Контрразведчики очень любили это бесвкусно-сляпанное - из
"смерть шпионам!" - слово. Они находили его пугающим.)
- А у нас - медленно, - раздумчиво ответил старший лейтенант. Его шлем сбился назад, обнажая на голове еще не состриженные волосы. Его
одубелая фронтовая задница была подставлена приятному холодному ветерку.
- Где это - у вас? - громче, чем нужно, гавкнул старшина.
- В Красной Армии, - очень спокойно ответил старший лейтенант с корточек, меряя взглядом несостоявшегося хоботного.
***
Таковы были первые глотки моего тюремного дыхания.
Глава 2
ИСТОРИЯ НАШЕЙ КАНАЛИЗАЦИИ
Когда теперь бранят произвол культа, то упираются все снова и снова в настрявшие 37-й - 38-й годы. И так это начинает запоминаться, как
будто ни ДО не сажали, ни ПОСЛЕ, а только вот в 37-м - 38-м.
Не имея в руках никакой статистики, не боюсь, однако, ошибиться, сказав: поток 37-го - 38-го ни единственным не был, ни даже главным, а
только может быть - одним из трех самых больших потоков, распиравших мрачные вонючие трубы нашей тюремной канализации.
ДО него был поток 29-го-30-го годов, с добрую Обь, протолкнувший в тундру и тайгу миллиончиков пятнадцать мужиков (а как бы и не поболе).
Но мужики - народ бессловесный, бесписьменный, ни жалоб не написали, ни мемуаров. С ними и следователи по ночам не корпели, на них и протоколов
не тратили - довольно и сельсоветского постановления. Пролился этот поток, всосался в вечную мерзлоту, и даже самые горячие умы о нем почти не
вспоминают. Как если бы русскую совесть он даже и не поранил. А между тем не было у Сталина (и у нас с вами) преступления тяжелей.
И ПОСЛЕ был поток 44-го - 46-го годов, с добрый Енисей: гнали по сточным трубам целые нации и еще миллионы и миллионы - побывавших (из-за
нас же!) в плену, увезенных в Германию и вернувшихся потом. (Это Сталин прижигал раны, чтоб они поскорей заструпились и не стало бы надо всему
народному телу отдохнуть, раздышаться, подправиться.) Но и в этом потоке народ был больше простой и мемуаров не написал.
А поток 37-го года прихватил и понес на Архипелаг также и людей с положением, людей с партийным прошлым, людей с образованием, да вокруг
них много пораненных осталось в городах, и сколькие с пером! - и все теперь вместе пишут, говорят, вспоминают: тридцать седьмой! Волга народного
горя!
А скажи крымскому татарину, калмыку или чечену - "тридцать седьмой" - он только плечами пожмет. А Ленинграду что тридцать седьмой, когда
прежде был тридцать пятый? А повторникам или прибалтам не тяжче был 48-й - 49-й? И если попрекнут меня ревнители стиля и географии, что еще
упустил я в России реки, так и потоки еще не названы, дайте страниц! Из потоков и остальные сольются.
Известно, что всякий орган без упражнения отмирает.
Итак, если мы знаем, что Органы (этим гадким словом они назвали себя сами), воспетые и приподнятые надо всем живущим, не отмирали ни единым
щупальцем, но напротив наращивали их и крепли мускулатурой, - легко догадаться, что они упражнялись ПОСТОЯННО.
По трубам была пульсация - напор то выше проектного, то ниже, но никогда не оставались пустыми тюремные каналы. Кровь, пот и моча - в
которые были выжаты мы - хлестали по ним постоянно. |