А метод проверки был - перекрестные
допросы, очные ставки, показания друг на друга. После проверки часть окруженцев восстанавливалась в своих прежних именах, званиях и доверии и
шла на воинские формирования. Другая часть, пока меньшая, составила первый поток изменников родине. Они получали 58-1-б, но сперва, до выработки
стандарта, меньше 10 лет.
Так очищалась армия Действующая. Но еще была огромная армия Бездействующая на Дальнем Востоке и в Монголии. Не дать заржаветь этой армии -
была благородная задача Особых Отделов. У героев Халхин-гола и Хасана при бездействии начинали развязываться языки, тем более, что им теперь
дали изучать до сих пор засекреченные от собственных солдат дегтяревские автоматы и полковые минометы. Держа в руках такое оружие, им трудно
было понять, почему мы на Западе отступаем. Через Сибирь и Урал им никак было не различить, что отступая по 120 километров в день, мы просто
повторяем кутузовский заманивающий маневр. Облегчить это понимание мог только поток из Восточной армии. И уста стянулись, и вера стала железной.
Само собою в высоких сферах тоже лился поток виновников отступления (не Великий же Стратег был в нем повинен!). Это был небольшой, на
полсотни человек, генеральский поток, сидевший в московских тюрьмах летом 1941 года, а в октябре 41-го увезенный на этап. Среди генералов больше
всего авиационных - командующий воздушными силами Смушкевич, генерал Е. С. Птухин (он говорил: "если б я знал - я бы сперва по Отцу Родному
отбомбился, а потом бы сел!") и другие.
Победа под Москвой породила новый поток: виновных москвичей. Теперь при спокойном рассмотрении оказалось, что те москвичи, кто не бежал и
не эвакуировался, а бесстрашно оставался в угрожаемой и покинутой властью столице, уже тем самым подозреваются: либо в подрыве авторитета власти
(58-10); либо в ожидании немцев (58-1-а через 19-ю, этот поток до самого 1945 года кормил следователей Москвы и Ленинграда).
Разумеется, 58-10, АСА, никогда не прерывалась, и всю войну довлела тылу и фронту. Ее получали эвакуированные, если рассказывали об ужасах
отступления (по газетам же ясно было, что отступление идет планомерно); ее получали в тылу клеветавшие, что мал паек; ее получали на фронте
клеветавшие, что у немцев сильная техника; в 1942 году ее получали повсюду и те, кто клеветал, будто в блокированномм Ленинграде люди умирали с
голоду.
В том же году после неудач под Керчью (120 тысяч пленных), под Харьковом (еще больше), в ходе крупного южного отступления на Кавказ и к
Волге, - прокачан был еще очень важный поток офицеров и солдат, не желавших стоять на смерть и отступавших без разрешения - тех самых, кому, по
словам бессмертного сталинского приказа N227, Родина не может простить своего позора. Этот поток не достиг, однако, ГУЛага: ускоренно
обработанный трибуналами дивизий, он весь гнался в штрафные роты и бесследно рассосался в красном песке передовой. Это был цемент фундамента
сталинградской победы, но в общероссийскую историю не попал, а остается в частной истории канализации.
(Впрочем, и мы здесь пытаемся уследить лишь те потоки, которые шли в ГУЛаг извне. Непрерывная же в ГУЛаге внутренняя перекачка из
резервуара в резервуар, так называемые лагерные судимости, особенно свирепствовавшие в годы войны, не рассматриваются в этой главе.)
Добросовестность требует напомнить и об антипотоках военного времени: упомянутые чехи; поляки; отпускаемые из лагеря на фронт уголовники.
С 1943 года, когда война переломилась в нашу пользу, начался и с каждым годом до 1946-го все обильней, многомиллионный поток с
оккупированных территорий и из Европы. |