|
— Можешь мне показаться, — крикнул он туда, где в последний раз видел силуэт в красном. Его голос возвратился обрывками эха: — …мне показаться… — …мне показаться… — …показаться… — …показаться… — …показаться… Кнекку моргнул, и стоявшая на высоком мостике фигура испарилась, оставив ему лишь чувство, будто за ним следят. Он оглянулся, и… Башня Циклопа стояла перед ним, поднимаясь все выше и выше, вырастая прямо на глазах. Ее основание тянулось в обе стороны, будто корни башни были горной грядой. По черному стеклу вились выгравированные орнаменты. Вихри, капли и разрезы сливались с балконами, лестницами и платформами. В стрельчатых окнах горели огни. Казалось, башня всегда была здесь, словно иначе быть не могло. В основании отсутствовала какая-либо дверь, к земле не спускалось ни одной лестницы. Кнекку взял себя в руки, закрыл глаза и двинулся вперед. Спустя семьсот двадцать девять слепых шагов он снова открыл глаза. Под его ногами тянулась стена башни. Вершина стала острой точкой, выступавшей в небо над ним, будто коса в море. Земля за спиной была утесом, башни города — частоколом серебряных игл. Кнекку проходил мимо окон и взбирался на контрфорсы и меньшие шпили, торчавшие во все стороны. Он даже не смотрел под ноги — нужные ему ступеньки, дорожки и мостики всегда были там, даже если глаза твердили ему иное. Это была игра-урок, и Кнекку знал ее правила, как и то, что вовек не постигнет всего, чему она могла научить. Время растягивалось в дни, затем сжималось в секунды, а потом снова растягивалось в часы, и каждый отрезок занимал не дольше одного шага вверх. Достигнув вершины, он переступил через край и взошел на башню. Мир выровнялся так, что колдун даже не успел этого заметить. Кнекку тут же опустился на колени и положил копье, коснувшись головой каменного пола. Внутри шлема он снова закрыл глаза. Лишь тогда он понял, что не один. Подле него на вершине преклонили колени еще восемь аур присутствия. То были его братья, сильнейшие из ныне живущих на планете Тысячи Сынов. Разум каждого походил на звезду мощи и воли. Каждый обладал способностями, которые позволяли обратить реальность в фантазию и воплотить мечты в жизнь. Но никто из них и близко не мог сравниться с аурой присутствия над ними. Кнекку видел ее даже с закрытыми глазами. На троне в центре башни восседала фигура из раскаленно-белого пламени. Пылающий свет обрисовывал очертания обнаженных конечностей с гладкими мышцами. В левой руке фигура сжимала скипетр из черного железа, увенчанный сферой, внутри которой вихрились тьма и звездный свет. Из центра лба под короной изогнутых рогов взирал единственный кроваво-красный глаз. Образ был одновременно божественным и ужасающим, и еще он был ложью. Кнекку знал, что каждый из преклонивших рядом с ним колени колдунов видел свой вариант, и ни один из них не был правдой. Магнус Красный, Алый Король Тысячи Сынов и Величайший Колдун из Колдунов, посмотрел на них. «Чем я могу служить?» — слова не успели оформиться в речь, когда Магнус заговорил. +Изгнанники возвращаются+, — произнес Алый Король. Слова наполнили голову Кнекку, и колдуна пробрал озноб. Мгновением позже пришел шок. Спокойное озерцо в центре разума всклокотало. «Этого не может быть. Не может. Как такое возможно?» Мысленный голос Магнуса раздался вновь, рокоча подобно далекому раскату грома. +Он возвращается, и с ним идет война+. Это было невозможно. Ложь. Нонсенс. Изгнание Аримана было не просто постановлением, то был запрет, расширявший сам смысл понятия. Он мог пытаться вернуться, но ему бы это вовек не удалось. Изгнание представляло собой стену в бытии, а не просто слово. |
