Кулак Жертвенника врезался ему в спину.

Он начал поворачиваться, выплевывая киберприказы…

Но видение горящего Просперо исчезло. Корабельный коридор позади загромождал корпус Жертвенника. Ктесий был уже возле двери в зал Атенеума. Свет и тени танцевали по стенам и полу.

Игнис шагнул вперед. Числа слетали с его уст, и он не мог их остановить, ощущая каждую секунду, каждый угол между каждым краем и стыком.

Ктесий распахнул люк настежь и нырнул внутрь. С той стороны засиял синий свет. Мышцы магистра Разрухи скрутило, когда он всей своей волей заставил конечности повиноваться. Дверь осталась позади, и он окунулся в свет, заливавший зал.

Крик Просперо оборвался. Неподвижность и тишина обрушились на него подобно взрывной волне. Игнис рухнул на колени, пытаясь сделать вдох. Ктесий стоял прямо в проеме. Сферические клети по-прежнему висели в центре зала, но их решетки превратились в полосы черноты на фоне ослепительного света.

— Игнис, — прошипел Ктесий, — я там, где должен сейчас быть. Ты слышишь? Ты слышишь тишину?

Магистр Разрухи влил всю свою мощь в конечности. Его кулаки врезались в решетчатый пол, и он начал медленно подниматься, пока не выпрямился во весь рост; мышцы и доспехи кричали друг на друга, пытаясь работать вместе.

Ктесий стянул шлем, и Игнис увидел, что его взгляд прикован к заключенному в клетку Атенеуму. И те глаза стали холодными и синими. Как звезды.

— Я здесь, — сказал Ктесий, хотя Игнис не был уверен, к кому тот обращается.

Решетки сферических клеток чернели, их края стали оранжевыми от жара. Под кожей Атенеума извивались черви света. Его глаза были яркими солнцами. Под поверхностью черепа пылали кости и кровь. Он посмотрел на свои руки.

— Я… не… вижу… — Атенеум по одному сжал пальцы. — Ктесий?.. — Он повернул голову и посмотрел на Игниса. — Где Ктесий?

Игнис посмотрел на него в ответ. Голос и взгляд принадлежали не Атенеуму. Это был голос чего-то иного. Чего-то, что когда-то называлось примархом, а потом демоном. Это был голос Магнуса Красного.

— Почему я тут? — спросил голос, и горящая фигура прижалась к решеткам внутренней сферы. — Я потерялся, Ктесий.

Игнис попытался пошевелиться, но безуспешно.

— Ктесий, — произнес Атенеум, — ты должен освободить меня.

Отголоски мертвецов поднялись из пепла Просперо. Они воспарили в небеса колоннами вопящего света. Они вытащили себя из тины в телах из перемешавшихся обломков и расколотых доспехов. Они сотрясли руины Тизки своей болью.

Ариман смотрел, как из земли перед ним восстает остов из кристаллов и разломанных переборок. Он вырастал на фоне небес и завопил ртом из сломанных мечей. Шоковая волна расколола хрустальные развалины вокруг площади Оккулюма. Вопль все продолжался и продолжался, поднимаясь выше и выше и нарастая вместе с исходящей в реальность болью гибели Просперо. Она была оглушительной, раскалывающей душу. Пока граница между реальностью и варпом трещала, разворачивались образы ритуала.

Существо, восстававшее из обломков, обернулось. Ариман почувствовал направленный на него взгляд. Вопль, исходивший изо рта, был криком снарядов и воем волков. Пока он еще поднимался к небу, начала формироваться рука. Осколки брони и комья пепла стеклись воедино. С небес хлестал дождь, льдом взрываясь о существо. Оно замахнулось на Аримана. Рука создания раскололась. Оно попятилось, обломки начали сливаться обратно. Его форма еще больше разрослась от ярости.

Ариман ощущал горечь и смятение, поднимавшееся из колодца под Просперо.