— Да. Я знаю, кто ты такая, и знаю, что ты ищешь отца Тысячи Сынов.

Она смотрела на него, взвешивая варианты.

— Ты…

— Видел его? Нет.

— Тогда зачем ты здесь, кроме как ради утоления нужды в наставничестве?

Он рассмеялся, и звук грохотом прокатился по развалинам и барханам.

— Ты задавалась вопросом, зачем ищешь Магнуса? — Амон поймал ее взгляд и недобро ухмыльнулся. — Нет, я так не думаю.

— У меня свои причины.

— Свои? Или кого-то другого?

— Кто еще это может быть? — спросила Иобель.

— Ариман, — сказал он и шагнул к ней. — Это его мысленный пейзаж. Пусть это дальний закуток его разума, но он создан из его сознания и подсознания. В определенном смысле по его воле я говорю эти слова, а эти песчинки падают с моей руки, — Амон зачерпнул горсть песка и позволил ему высыпаться сквозь унизанные кольцами пальцы. — Мы — мечты, потерявшие свой путь, и наши мысли более нам не принадлежат.

Иобель вспомнила фигуру в красном плаще, сидевшую возле костра, пока Ариман ей объяснял, что она мертва. Он не видел фигуру и не слышал того, что она говорила Иобель.

«Он прав, — произнесла фигура. — Но ничто не является таковым, каковым кажется».

— Это царство более не принадлежит Ариману всецело, — сказала она, наблюдая за тем, как Амон обходит ее. — Варп слишком сильно затронул его, слишком много сложностей наслоилось друг на друга, слишком много структур было выстроено, чтобы удерживать его мощь. Он не хозяин себе и не хозяин мне. У тебя был выбор, как появиться. У меня — каким путем идти.

— Выбор? Выбор? Разве узники в темнице выбирают, в каких обносках им ходить? Вот кто мы такие. — Он воздел руки к небу и развел их в стороны, и Иобель поняла, что Амон не отбрасывает тени и что контуры его фигуры размываются, если смотреть в упор. — Я такой, каким ты нашла меня, потому что это все, что осталось. Я — Амон, но Амон, взращенный из оставшихся Аримановых воспоминаний. Фрагменты, соединенные в образ того, кто когда-то жил.

— Значит, ты мертв.

— Разве не все мы мертвы? — Амон скривил губы, и Иобель вздрогнула. — Но да, там, в реальности, Амона больше нет. После того как меня… развоплотили, Ариман выбросил половину воспоминаний обо мне на задворки своей сущности. — Он прервался и посмотрел на Иобель оценивающим взглядом. — Но я забыл, что ты и так знаешь это…

Иобель нахмурилась:

— Я видела тебя в воспоминаниях Аримана, когда ты был воином Тысячи Сынов, но не видела, как ты умер.

Его губы снова скривились.

— Он предпочел забыть этот момент. Вот почему я здесь. Изгой в его разуме, шип в его убежденности.

— Что он хотел забыть о тебе?

— Что когда-то я был человеком. Человеком, который бы состарился и умер, не стань воином Императора. Что я был учителем. Что я оказывался прав куда чаще, чем неправ. Что он убил меня, вместо того чтобы признать, что он ошибался.

— Тогда почему ты до сих пор существуешь?

— Могу спросить тебя о том же. Почему ты все еще существуешь, инквизитор?

— Я — искажение, от которого Ариман не может избавиться, — ответила она.

Амон пожал плечами, как будто признавая такую возможность, но намекая на то, что это маловероятно.

— Если это так, то не исключено, что я такой же. Не исключено, что я упорствую в идее, будто прав мог быть кто-то другой. Не исключено, что сомнение — это моя функция.