— Это не животное. Это разорение и катастрофа.

— Обрати внимание, Спичка, — задумчиво сказал драматург, — на нём сбруя, предполагающая крепление вьючного груза, верховую посадку и использование в качестве упряжной. Значит, это возможно.

— Наверное, предыдущий владелец ездил на нём в самые неприятные места континента.

— Почему?

— Потому что он не очень торопился туда попасть.

— И тем не менее, у меня есть одна идея, — Полчек ухватился за ремни, подтянулся и быстро оказался на спине животного.

— Бруумбррбр? Бурурумрум? — поинтересовался ленивец, повернув к нему голову.

— Не отвлекай, — махнул на него рукой драматург.

Он выпутал из своей причёски несколько мелких, как бисер, бусин. Поморщившись, выдернул с десяток длинных седых волосин и принялся ловко плести из них сложную конструкцию размером с ноготь.

— Давай сюда башку! — сказал он ленивцу требовательно, и тот, к удивлению Спички, вывернул свою длинную шею, упершись в Полчека бивнями.

— Ну вот, я так и думал, — сказал драматург удовлетворённо, — вот и место крепления…

Он прочно привязал свою плетёнку к мелким крючкам на лобовом щитке животного и что-то прошептал над ней.

— Брм? — коротко сказал ленивец на тон выше, чем раньше. — Брмр!

— Именно, — подтвердил Полчек, — так это и работало. Я читал в одной старой книге, что ленивцев использовали в качестве верховых животных именно хронурги. — А ну, давай, иди к повозке… Как там тебя?

— Я назвала его Шурумбурум, — отозвалась снизу Завирушка, заворожённо наблюдавшая за действиями Полчека.

Ленивец, на удивление быстро перебирая лапами, подошёл к фургону и ловко развернулся на месте, вставая между оглобель. Это маневр был ему явно привычным.

— Что вы с ним сделали, господин Полчек? — спросила удивлённо девушка.

— Теперь его время течёт быстрее нашего, — пояснил тот, слезая. — В своём временном потоке он движется так же медленно, как раньше, но для нас это выглядит довольно резво. Кроме того, мы относительно него замедлились достаточно, чтобы он понимал команды. До сих пор люди для ленивца были стремительными тенями, проносящимися мимо с тонким визгом.

— Тогда приступаем к погрузке, — тут же сориентировалась практичная дварфиха. — Эй, Рыжий Зад! А ну, убрал нос от моего эля! Я буду единственной на свете барменшей бродячего бара!

* * *

— Пока мне всё нравится, — сказала Завирушка, сидя на спине размеренно шагающего ленивца.

Девушка взяла на себя обязанности возницы, благо других желающих не нашлось.

— Удобнее, чем ехать в телеге с караваном. Видно далеко, и ход ровный, почти не трясёт.

— Сидящие в фургоне с тобой явно не согласятся! — хихикает Фаль, забравшаяся во второе седло на сбруе.

* * *

— Франциско! — воскликнул Полчек страдающим голосом. — Почему так трясёт! Я заляпал чернилами бумагу, стол и одежду! Хорошо, что она… Как там это слово?

— Казуальная, господин. А трясёт потому, что дорога неровная.

— Безобразие, Франциско. На что идут наши налоги?

— Вы не платите налогов, господин. Ваш театр не имеет легального дохода.

— Но кто-то же платит? Я считаю, что это безобразие.

— Совершенно согласен с вами, господин.

— Подай вино, Франциско. Писать всё равно невозможно.

— Осмелюсь напомнить, господин, что это уже вторая бутылка сегодня…

— Ты вообще что-то осмелел, Франциско. К чему бы это?

— Хотя я совсем не стар, господин, и надеюсь прослужить вам ещё много лет, я беспокоюсь о вашем физическом и душевном здоровье.