Лик Никиты потемнел, полиграфический глянец брызнул во все стороны сетью морщин-трещинок, как бывает всегда при удавшемся молении; и еще подумалось мимоходом - надо бы забежать в соборный ларек, запастись образками на будущее.

    -  Ура! - завопил я, спрыгивая на пол. - Аллилуйя!

    И побежал умываться.

    Водя бритвой по щекам, я придумал четыре строчки:

    Откройте пещеры

    невнятным сезамом;

    о вы, лицемеры,

    взгляните в глаза нам!

    Все. Больше не придумалось. Вернувшись в комнату, я записал этот бред на обрывке газеты и сунул в рабочий блокнот.

    На всякий случай.

    Рядом с блокнотом валялся эскиз обложки к третьему переизданию моей книги. Его мне вчера всучили для домашнего просмотра в местном издательстве «Эйпус-Грамм». Заковыристое имечко досталось бедолагам-издателям от предыдущих владельцев, никто не мог выяснить, что сей «Эйпус…» означает хоть на каком-нибудь языке - а вот поди ж ты, прижилось!

    Можем, когда хотим.

    Откинув злобно шуршащую кальку, я лишний раз полюбовался, как на фоне закатного солнца бородатый имбецил страдает зоофилией. Вкупе с крупным рогатым скотом ярославской породы. Им обоим на головы сыпались угловатые буквы из пористого кирпича, отскакивая и образуя заголовок.

    «Бык в Лабиринте».

    Мое же старое, самое первое название, которое я в очередной раз титанически пытался пробить в печать - «Люди, боги и я», - редакцию не устраивало категорически.

    Читатель, видите ли, не купит, а купит, так обидится…

    Я еле сдержался, чтоб не сунуть проклятый лист в пламя жертвенной конфорки - вот уж не знаю, кого подобное приношение устроило бы?! - и сел за стол, раздумывая над вариантами завтрака: яичница простая или яичница модифицированная, с майонезом?

    Так и не придя к окончательному выводу, я вспомнил, что в районной поликлинике у врача-окулиста вчера должен был состояться розыгрыш лотерейного молебна Гурию и Варсонофию, Казанским чудотворцам. Надо бы заглянуть, справиться о результатах. До чертиков надоело очки носить, от контактных линз меня воспаление, а на персональный молебен я денег сроду не наскребу. Конечно, рассчитывать влететь в «трех праведников из тысячи» не слишком умно, но что делать? Так, яичница доедена, несмотря на отсутствие окончательных выводов, билет с двойным профилем Гурия-Варсонофия в кармане, теперь оденемся потеплее и шарф запахнем по-маминому…

    Вот.

    Короткий взгляд на стенной календарь сообщил мне: сегодня рекомендуется из энвольтования, изготовления пентаклей и иных действий того же рода следующее - стричь ногти, чтоб не слоились, лечить нестоячку и доить свинью для здоровья.

    Благополучный день, короче.

    Через десять минут я уже шел по Пушкинской, изо всех сил стараясь не поскользнуться. Время было светлое, центр города, согласно уверениям стариков вроде Ерпалыча, и задолго до Большой Игрушечной войны считался местом тихим и безопасным, так что газовый баллончик я брать не стал и ничего такого брать не стал, кроме бумажника, ключей и постоянного билета на все виды транспорта.

    Странное дело: на момент катастрофы я имел честь уже заканчивать первый курс института - стало быть, прекрасно должен был помнить и предыдущие времена (согласно традициям, старые и добрые). А вот не сохранилось; так, обрывки, эпизоды… ветошь. Шухер помню, разруху помню, восстановление помню - нас, студиозусов, аборигенов Бурсацкого спуска, тогда гоняли на стройработы и крестные хода чаще, чем на лекции.