Завелся я.

    Не выдержал.

    -  Какой Овидий?! При чем тут Овидий?! Тоже мне, нашел виноватых - меня с Овидием! Делать нам с Овидием больше нечего - крылья твоему Дедалу придумывать!

    -  Не было крыльев! - У Ерпалыча аж опять слюна на воротник клочковатый потекла. - Не было! Парус был, Алик! Парус! Парус он изобрел, косой парус для маленьких суденышек! И на двух парусных лодках ушел вместе с сыном с Крита! А гребной флот Миноса не догнал их! Вот, выкусите!.. Дураки вы с Овидием! Дураки! Афиши вам рисовать!

    Вот тут я ему и поверил.

    Считайте меня кем угодно, плюйте мне в лицо - поверил. Стоят два психа на улице, снег метет, век на дворе даже стыдно сказать какой - а я Ерпалыча за пуговицу беру и нежно так:

    -  Пошли, старик, ко мне в гости. Чайку выпьем…

    -  Нет, - шепчет Ерпалыч, а сам зимний-зимний такой, белеет просто на глазах, - пойдемте, Алик, лучше ко мне. И еще… У вас деньги есть, Алик?

    -  Есть, - говорю. - Деньги есть. Сейчас я на угол в магазин сбегаю… ты домой иди, а я мигом…

    2

    За водкой я ходил неожиданно долго. Дело, в общем, не в водке - две бутылки перцовки я взял сразу, на углу, как и собирался. Сначала хотел выпендриться, «Менделейки» купить: дорогущей, с голограммой самого Преподобного Димитрия на этикетке, при нимбе, бороде и улыбке архипастырской. «Менделейка» у нас в основном идет на экспорт, за бугор; но спасибо родному ликеро-водочному! - и о своих земляках печется, не забывает. Впрочем, почти сразу я устыдился тщеславия суетного, решил не выпячивать грудь и взял перцовой «Олдевки», посчитав из каких-то соображений, что Ерпалыч должен любить именно крутые напитки, пусть даже и с утра. Собственно, это даже не перцовка, а жгучий бальзам о семнадцати компонентах («Семнадцать мгновений весны», - шутили любители), но и собственно перца там - то ли пять, толи шесть видов, включая экзотический «Chilli-Black».

    Задержка же у меня вышла близ фонтана, не работающего с осени и по самый парапет заваленного слипшимся снегом. Остановился я, стою, в каждой руке по бутылке, и думаю: куда зимой водяница из фонтана девается? Очень уж меня вопрос такой волновал, когда я еще в институте учился и с лекций бегал пиво во дворах пить, под «молитву об отроке неудобоучащемся». Потом забылось как-то, а сейчас вот опять приспичило.

    Дружок мой, Ритка (его родители от большого ума Ричардом назвали, Ричардом Родионовичем, чтоб жизнь малиной не казалась, а мы все - Ритка да Ритка), который сейчас в жориках, старший сержант патруля, - тот, помню, любил к работягам из горводтреста цепляться, когда они фонтан ремонтировать приходили. Он цеплялся, а они его посылали. Я давно заметил - Техники, особенно дипломированные, если по долгу службы с Теми напрямую работают, а не просто так, по схеме «моление - воздаяние», очень не любят об этом деле лясы точить. «Они, мол, Те, а мы - Эти». И все. Вали, парень, отсюда, а то по шее схлопочешь.

    Отца я вдруг своего вспомнил. Ни с того ни с сего. Как сидели мы с ним на кухне перед самым его отъездом в Штаты, коньяк «Ахтамар» лимоном заедали, а я его спрашивал: «Пап, а до Большой Игрушечной - были Те или нет?» Отец морщился, глядел в рюмку, цедру лимонную без сахара жевал… «А шут их знает», - отвечал. «Ну ты же должен помнить!» - «Должен. Должен, Алик… А вот не помню.