У портнихи, у которой в доме живет Матильда, есть сын двенадцати лет. Как и у всех городских мальчишек нашего времени, у него бледная кожа, слабые мускулы и голодный взгляд. Он очень тихий и вежливый. Матильда без ума от него. Мальчик работает пажом в отеле Т. Это хорошая работа, не столько из-за жалования, сколько из-за остатков еды из ресторана, которые ему иногда достаются. Матильду однажды пригласили на такую праздничную трапезу. Она говорила, что не видела ничего более умилительного, чем паренек, притворявшийся сытым и оставляющий лучшие куски матери, и мать, разыгрывавшая ту же комедию, хотя ничто не могло отвратить их взгляды от еды.

Ну, в конце концов, ребенок стал плохо спать. Он кричал, плакал, стонал и задыхался во сне. Самой пугающей была дрожь, которая трясла его тело. Как безумный, он кричал:

— Не делайте ей больно… Не убивайте ее… Стойте, пожалуйста, не кричите так…

Испуганная мать спросила совета у Матильды, до сих пор считая, что она медсестра. Часть ночи Матильда слушала кошмары ребенка. Потом она его тихо разбудила. И начала задавать ему вопросы. Женщина, у которой так много детей, которых она так сильно любила, умеет разговаривать с детьми. Сын портнихи рассказал ей следующее. Около недели назад ему поручили обслуживать постояльцев на четвертом этаже отеля, где он работал. Он должен был стоять на лестничной площадке и открывать дверь. Весь этаж, рассказывал он, был занят дамами и господами, которые говорили по-французски, но были немцами. К ним приходило множество людей. Это были мужчины и женщины, обычно идущие между двумя немецкими солдатами. И у этих французов всегда был неестественный взгляд, как будто они боялись, но не хотели это показывать. И их всегда приводили в один и тот же номер, номер 87. После этого из этого номера всегда доносились крики и ужасные стоны и шум. Шум прекращался, потом начинался снова и снова. — Пока вы от этого не заболеете, клянусь вам, мадам, — сказал ребенок Матильде.

— Хуже всего — голоса женщин, которым причиняют боль. И если бы вы видели их состояние, когда их возвращают назад. Их часто забирают в другой номер, а потом возвращают. И все начинается снова. Я не хотел никому рассказывать, потому что даже боюсь думать об этом.

Так мы узнали, где в этом городе расположена камера пыток.

* * *

На следующий день Матильда спросила, как бы я посоветовал портнихе поступить с сыном.

— Ну, конечно, прямо сейчас забрать его из отеля, — сказал я.

— А я убеждена, что следует оставить его там, — ответила Матильда. — Очень полезно иметь шпиона в таком месте. Особенно такого невинного.

Губы Матильды сжались, и она посмотрела на меня печальным испытующим взглядом. Мне пришлось согласиться, что она права.

Серьезный удар по нашей газете.

Ее набирали в нескольких разных типографиях, каждая выпускала свою часть. Таким путем работавшие на нас наборщики могли делать свою работу быстро и незаметно Затем в тот же самый день шпоны опускали в почтовый ящик, который стоял среди десяти других ящиков в общем коридоре. Товарищ, который жил в этом доме и пользовался этим почтовым ящиком, забирал шпоны и передавал их в другую типографию, где печаталась газета. Вчера дно ящика, видимо, слишком старого, отвалилось, и шпоны с шумом посыпались на пол коридора. Глупый жилец, проходя мимо, подумал, что это взрывчатка. (Почти каждый день в городе взрывались бомбы.) и сообщил полиции. Наш друг в камере. Гестапо уже объявило, что он перешел на их сторону.

Я думаю, он будет сопротивляться испытанию, уготовленному ему номером 87. Но в любом случае, нам придется поменять все адреса типографий. Теперь, когда немцы используют пытки, нам следует придерживаться строгого правила. Как только нашего товарища, который что-то знает, арестовывают, мы априори должны сделать вывод, что все, что знает он, теперь знает и Гестапо.