— Возможно, твои слова, по мнению Светланы, в чем-то им противоречат… Тереза, будьте любезны, помогите нам! — не отрывая взгляда от Каратовой — чтобы не уронить ее обратно на спину трехглавого пса — попросила Воронцова фон Ливен.
— А я пока подменю молодую баронессу у окна, — с готовностью подорвался с пола японец.
— Моля, разожми руки! — крикнула Тереза, торопливо подбежав к нам.
Девица внизу подчинилась — и, словно попавшаяся на удочку рыбина из проруби, вылетела из проема в полу к нам в мансарду.
Лишившийся седока цебероид недоуменно поднял вверх все три свои песьи головы, после чего средняя как-то нехотя, будто бы вполсилы, плюнула в нас огнем. Я принял пламя на щит.
Тем временем Милана аккуратно опустила Светку на пол позади нас — подальше от чудовищ, почти у самой стены.
— Посмотрите, что там с ней, — предложила она затем нам с фон Ливен. — Тут я пока одна справлюсь.
Мы с Терезой поспешили к Каратовой. С нами зачем-то двинулся и Тао-Фан.
Светка лежала в той позе, в которой коснулась пола — на спине, подогнув одну ногу и раскинув руки. Глаза клейменой девушки безучастно смотрели в потолок — словно она уже и забыла, что ее только что сорвали с хребта трехглавого огнедышащего чудища. Рубашка Каратовой была разорвана на животе, в прорехе виднелись алые царапины.
— Порезы не глубокие и не светятся, сейчас я их уберу, — перехватила мой взгляд фон Ливен.
Светкины ранки на глазах потускнели и через пару секунд пропали вовсе.
— Никаких внутренних повреждений я не вижу, — доложила молодая баронесса. — Полагаю, она в полном порядке…
— Она не будет в порядке, пока на лбу у нее эта печать! — больно резануло меня невинное, в общем-то, замечание Терезы. — Сударь, — осененный идеей, стремительно повернулся я к Тао-Фану. — Ответьте мне, пожалуйста, на один вопрос… Вы можете убрать клеймо? И потом вернуть Светлане личность?
— Сие два вопроса, молодой князь, — заметил дух. — И ответ на первый из них: неважно, могу или нет — делать сего я не стану.
— Почему? — почти на автомате выскочило из меня.
— Сами видели: холопа даже чудовища не притесняют. Пристало ли сие Князю?
— При чем тут притеснение?
— При том, что снятие печати неизбежно обречет сию девицу на муки.
— Но если вернуть ей личность? Вам же это по силам?
— А быть личностью — разве не проклятье? — лукаво повел бровями Тао-Фан.
Надо признать, такая постановка вопроса поставила меня в тупик.
Меня — но не фон Ливен.
— Нет! — вскинула голову молодая баронесса. — Сие — высший дар!
— Возможно, — не стал с ней спорить дух. — И будучи таковым, легко он не дается. И, тем паче, не гарантируется. Молодой князь, кто бы ни взялся за сию задачу — восстановить личность освобожденного холопа — он не станет обещать вам благоприятный исход дела. Если, конечно, сие не записной лжец. А вот страдания — они бывшему холопу всяко обеспечены. Посему мой вам совет: никогда не трогайте печатей! Не вами наложены — не вам снимать! Кроме того…
— Наблюдаю ковер! — прервал самодовольные разглагольствования духа тревожный возглас Ясухару. — Идет открыто, без маскировки! Несет одного человека… У него белый флаг в руке!
— Они что, сдаются? — удивился я.
— Скорее, хотят переговоров, — предположила Воронцова. |