Вороны, угомонившиеся на ночь, вдруг возмущенно заворчали. Заметались в тенистой кроне, как в рыболовной сетке.

— Он сказал, что меня можешь вылечить только ты! Ты же спас второго АЛа! Ты же ему помог.

Алик поморщился:

— Это совсем другое дело.

Василий крепко обнял Алика:

— Почему другое?! Ты же сам сказал, ты — это я! Ты же подписался даже!!! Помоги мне, Саша. Спаси меня!

Алик за рукава кожаной косухи оторвал от себя Василия:

— Я не могу тебе помочь. Не могу.

— Почему?

— Ты мне правду не говоришь. Я вижу: с тобой что-то происходит, и не могу понять. А правду ты же мне не скажешь, Вася. Все равно не скажешь.

— Скажу, — вдруг выдохнул Василий и сам испугался своего порыва.

Он опустил голову. Крепко провел ладонью по седому ежику.

— Сядем.

Они снова сели на низенькую скамейку у сломанной колонны. Василий с ненавистью посмотрел на дрожащий голубой столбик. Становилось все темнее. От черной колонны на соседний белый крест легла длинная тень. Перерубила крест наискось.

— Взорвал бы этот чертов камень! Бандитов бы нанял и взорвал! Плюнул бы я на всю эту мистику! На эту собачью чушь!

Василий замолчал. Алик терпеливо ждал его признания. Наконец Василий выдавил из себя:

— Все это было бы смешно. Только она меня не узнала, Саша. Понимаешь? Она меня не узнала!

Алик спросил осторожно, как врач:

— Как она могла тебя не узнать?

— А вот так. — Василий тяжело вздохнул. — Ты, говорит, стал совсем другим человеком. Капитан.

— Конечно, — помог ему Алик, — Ты изменился… Поседел… Постарел…

— Да не в этом дело, — со злобой махнул рукой Василий. — Что она, маленькая? Не понимает этого? Дело не в седине. Я действительно стал совсем другим, Саша.

Алик молчал. Боялся помешать ему неосторожным словом.

— Я все жду, Саша, когда ты меня спросишь. Как она спросила: «А где твоя родинка?»

Алик посмотрел на него, и только сейчас заметил, что его смуглое загорелое лицо было совершенно чистым. Никакого намека на родинку не было. Василий ждал, подставив лицо под последний луч уходящего солнца. Алик спросил его серьезно:

— А ты вообще-то он?

Василий мрачно хмыкнул:

— Вот-вот. И она меня так же спросила. Оказывается, эта родинка для нее — самое главное. Ни мои деньги, ни мое положение, ни моя любовь. Родинку ей подавай!

Алик смотрел на него с интересом:

— Как же она согласилась на помолвку?

Василий ткнул пальцем в щеку у рта:

— Вот здесь она была. Еще в прошлом году была. Маленькая, но была. И пропала. За год совсем пропала. И свет мой пропал.

Алик задумался. Засвистел что-то себе под нос, заулыбался рассеянно. Случай был действительно очень интересный: человек, потерявший свое поле, стал изменяться физически. Тут было над чем подумать.

Василий его улыбки не понял. Снова стал закрытым и сухим:

— Марина мне сказала, тебе деньги нужны. Сто тысяч. Это не проблема. Ты их получишь.

— Это не проблема, — весело согласился Алик. — Срочно поехали в лабораторию. Мне нужно тебя на приборах посмотреть.

Василий сморщился. С усилием сдернул с левой руки массивный серебряный перстень. Алик подумал, что это он ему в подарок, и резко возразил:

— Не надо, Вася! Не надо. Мне ничего не надо. Поехали.

Но Василий и не собирался дарить ему перстень. Крепко зажал его в кулаке.

— Если ты мне поможешь, Саша… Ты странный человек, тебе ничего не надо. Но сто тысяч ты возьмешь. И мою дружбу, если захочешь. У меня нет друзей. Я тебя всего на семь лет старше. Подходит тебе такой друг? Друг старик Хоттабыч? Любое твое желание исполню.