|
Я задумался. Слова Гагина «свиданье вам назначить» кольнули меня в сердце. Мне показа-лось постыдным не отвечать откровенностью на его честную откровенность. – Да, – сказал я наконец, – вы правы. Час тому назад я получил от вашей сестры записку. Вот она. Гагин взял записку, быстро пробежал ее и уронил руки на колени. Выражение изумления на его лице было очень забавным, но мне было не до смеху. – Вы, повторяю, благородный человек, – проговорил он, – но что же теперь делать? Как? она сама хочет уехать, и пишет к вам, и упрекает себя в неосторожности… и когда это она успе-ла написать? Чего ж она хочет от вас? Я успокоил его, и мы принялись толковать хладнокровно по мере возможности о том, что нам следовало предпринять. Вот что мы остановились, наконец: во избежание беды я должен был идти на свидание и честно объясниться с Асей; Гагин обязался сидеть дома и не подать вида, что ему известна ее записка; а вечером мы положили сойтись опять. – Я твердо надеюсь на вас, – сказал Гагин и стиснул мне руку, – пощадите и ее и меня. А уезжаем мы все-таки завтра, – – прибавил он, вставая, – потому что ведь вы на Асе не женитесь. – Дайте мне сроку до вечера, – возразил я. – Пожалуй, но вы не женитесь. Он ушел, а я бросился на диван и закрыл глаза. Голова у меня ходила кругом: слишком много впечатлений в нее нахлынуло разом. Я досадовал на откровенность Гагина, я досадовал на Асю, ее любовь меня и радовала и смущала. Я не мог понять, что заставило ее все высказать брату; неизбежность скорого, почти мгновенного решения терзала меня… «Жениться на семнадцатилетней девочке, с ее нравом, как это можно!» – сказал я, вставая. XV В условленный час я переправился через Рейн, и первое лицо, встретившее меня на проти-воположном берегу, был тот самый мальчик, который приходил ко мне поутру. Он, по-видимому, ждал меня. – От фрейлейн Annette, – сказал он шепотом и подал мне другую записку. Ася извещала меня о перемене места нашего свидания. Я должен был прийти через полто-ра часа не к часовне, а в дом к фрау Луизе, постучаться внизу и войти в третий этаж. – Опять: да? – спросил меня мальчик. – Да, – повторил я и пошел по берегу Рейна. Вернуться домой было некогда, я не хотел бродить по улицам. За городской стеною нахо-дился маленький сад с навесом для кеглей и столами для любителей пива. Я вошел туда. Не-сколько уже пожилых немцев играли в кегли; со стуком катились деревянные шары, изредка раздавались одобрительные восклицания. Хорошенькая служанка с заплаканными глазами при-несла мне кружку пива; я взглянул в ее лицо. Она быстро отворотилась и отошла прочь. – Да, – промолвил тут же сидевший толстый и краснощекий гражданин, – Ганхен наша се-годня очень огорчена: жених ее пошел в солдаты. Я посмотрел на нее; она прижалась в уголок и подперла рукой щеку; слезы капали одна за другой по ее пальцам. Кто-то спросил пива; она принесла ему кружку и опять вернулась на свое место. Ее горе подействовало на меня; я начал думать об ожидавшем меня свидании, но мои ду-мы были заботливые, невеселые думы. Не с легким сердцем шел я на это свидание, не преда-ваться радостям взаимной любви предстояло мне; мне предстояло сдержать данное слово, ис-полнить трудную обязанность. «С ней шутить нельзя» – эти слова Гагина, как стрелы, впились в мою душу. А еще четвертого дня в этой лодке, не томился ли я жаждой счастья? Оно стало воз-можным – и я колебался, я отталкивал, я должен был оттолкнуть его прочь… Его внезапность меня смущала. |
