Его солдаты носили долгополые куртки-доломаны с блестящими пуговицами и цыфровкой — узорчатой обшивкой золоченым снуром, потому селение и называли Доломановскнм. Дома в нем стояли скученно, однако в равнении, образуя неширокие улочки.
Миновав поселение и небольшое поле, всадники въехали еще в одно поселение, Форштадт. Оно ничем не отличалось от первого, но в нем жили отставные служивые из гарнизона крепости.
За последние годы к Дону потянулись торговцы, купцы, ремесленники и прочий люд, и поселения стали расти, как на дрожжах. Форштадт наверняка бы подступил к самой крепости, если б не строгий приказ, запрещавший строительство вблизи крепостных стен.
День был хмурым, ветреным, тяжелые облака нависли, обещая близкий снегопад. А снегу и без того было вдосталь. Сбоку дороги сугробы лежали саженной толщей. На грязном с желтизной от конской мочи и навоза снегу тянулись глубокие колеи, оставленные крестьянскими санями.
Крепость Дмитрия Ростовского располагалась на пологом, обращенном к Дону склоне. Начали ее строить четверть века назад. Прежде насыпали широкий вал, в изломах вала возвели редуты, в амбразуры выставили стволы пушек. Редутов было десять, каждый имел свое название: Донской и Александра Невского, Петра и Екатерины. Еще два полевых редута — Темерницкий и Аксайский — прикрывали подступы к главному крепостному бастиону со стороны Дона. Там же находились реданы — полубастионы — и позиции орудийных батарей. Они тоже нацелены на реку. Вдоль крепостных стен тянулся глубокий ров, а перед ним простиралось ровное поле — гласис, — простреливаемое из крепости ружьями и фузеями пространство.
Дорога, по которой ехал Платов, вела к большим с аркой Архангельским воротам, которые находились между Троицким и святой Анны редутами.
— Стой! Кто таковские? — выскочил из полосатой будки задремавший было стражник.
— Вот объезжу плетью, чтоб справно нес службу! — пригрозил генерал. — Поднимай дрючину! Живо!
— Виноват! — солдат поспешно поднял полосатый шлагбаум, застыл в стойке, пропуская грозного начальника.
Крепость застроена одноэтажными кирпичными домами, преимущественно воинскими строениями. Большинство из них — казармы, цехгаузы, конюшни. Но кроме них, было с десяток лавок, кузницы, два питейных дома. Неподалеку находился щедрый источник, и предприимчивые людишки настроили около десятка небольших, с парилками, бань, в которых еженедельно служивые крепостного гарнизона мыли грешные свои телеса.
Строения располагались в строгом порядке, прямые неширокие улочки пересекали одна другую, образуя небольшие кварталы.
В центре крепости возвышалась церковь. Еще одна, похожая на часовенку, стояла в некотором отдалении от площади и вблизи комендантского дома. Ее построили более десяти лет назад по приказу жившего в крепости командира Кубанского корпуса набожного генерал-поручика Суворова. Он любил молиться в одиночку. Ее потому и назвали суворовской.
На крепостной площади солдаты под команду голосистых унтеров маршировали в шеренгах, другие учились ружейным приемам.
— Ать-два! Ать-два! — доносились их голоса. — На плечо-о!.. На руку-у!..
Навстречу всадникам шел строй солдат. У каждого белел под рукой бельевой сверток. Шли после помывки и парки. Генерал притер коня к стене, пропуская строй.
Комендант Скоморохов встретил Матвея Ивановича как доброго знакомого. Усадил на кушетку, сам сел рядом.
— Собирайся, Матвей Иванович, за Кубань, на Терек-реку. Вот седни рескрипт получил, — показал письмо.
На белом конверте пришлепаны сургучные пятаки с застывшими оттисками гербовой печати. Надев в тонкой оправе очки, комендант извлек из конверта лист с золотым гербом.
— Повеление самой императрицы-матушки. |