Какое послевкусие оставляют нам книги Оскара Уайльда?

Это таинственный вкус счастья. Он напоминает другой праздничный вкус – шампанское. Давайте же с радостью и благодарностью вспомним Уайльдов «Дом блудницы», «Сфинкс», эссе и диалоги об эстетике, его волшебные сказки, лапидарные библиографические заметки и неисчерпаемые комедии, в которых очень глупые люди блещут остроумием.

Стиль Уайльда был декоративным стилем одной из тогдашних литературных сект, The Yellow Nineties. Они стремились к музыкальности и зримости. Уайльд упражнялся в этом стиле не без улыбки, как мог бы упражняться и в любом другом. Технический разбор творчества Уайльда для меня невозможен. Думать о нем – это как думать о близком друге, которого мы никогда не видели, но знаем по голосу, и по которому тоскуем каждый день.

Ars Magna

Перевод Б. Дубина

Я стою на одном из перекрестков улицы Раймунда Луллия на острове Мальорка.

Эмерсон считал, что язык есть окаменевшая поэзия; чтобы оценить его мысль, достаточно вспомнить, что все отвлеченные слова – на самом деле метафоры, включая слово «метафора», по-гречески означавшее «перенос». Для тринадцатого века, исповедовавшего культ Писания, иначе говоря – совокупности слов, одобренных и отобранных Святым Духом, подобная мысль невозможна. Разносторонне одаренный человек, Раймунд Луллий наделил Бога несколькими атрибутами (благостью, величием, вечностью, всемогуществом, премудростью, волей, праведностью, славой) и изобрел своеобразную логическую машину, состоявшую из деревянных концентрических дисков, которые покрыты символами божественных атрибутов и при вращении их исследователем порождают трудноопределимое, почти бесчисленное количество понятий богословского порядка. Точно так же он поступил со способностями души и свойствами предметного мира. Как и следовало предположить, из всей этой затеи ничего не вышло. Через несколько веков Джонатан Свифт высмеял ее в третьей части «Путешествий Гулливера»; Лейбниц ее оценил, но от создания машины, разумеется, воздержался.

Напророченная Фрэнсисом Бэконом экспериментальная наука привела сегодня к возникновению кибернетики, позволившей человеку ступить на Луну и создавшей компьютеры, которые, если будет позволено так выразиться, представляют собой позднее потомство горделивых кругов Луллия.

Словарь рифм, заметил Маутнер, это еще одна разновидность логической машины.

La jonction

Перевод Б. Дубина

Тут сходятся две реки: прославленная Рона и почти неизвестный Арв. Мифология – не пустая выдумка словарей, а неистребимое обыкновение души. И две сливающиеся реки – это, в некотором смысле, два древних слившихся в объятии божества. Это, должно быть, чувствовал Лаварден, принимаясь за свою оду, но между тем, что́ он чувствовал, и тем, что́ увидел, встала риторика, которая превратила широкую глинистую реку в перламутры и жемчуга. Как бы там ни было, все относящееся к воде сродни поэзии и не перестает нас волновать. Море, вклинившееся в сушу, это fjord или firth – имена, которые рождают бесконечное эхо; реки, впадающие в море, вызвали к жизни великую метафору Манрике.

На этом месте похоронены останки Леонор Суарес де Асеведо, моей бабушки с материнской стороны. Она родилась в Мерседес во время мелкой стычки, которую в Уругвае называют теперь Великой Войной, и скончалась в Женеве в 1917 году. Бабушка жила памятью о кавалерийской доблести ее отца посреди горной долины под Хунином и уже почти выдохшейся, оставшейся только словами ненавистью «к трем величайшим тиранам Ла-Платы – Росасу, Артигасу и Солано Лопесу». Под конец она совсем измучилась; мы стояли вокруг ее кровати, а она еле слышно уронила: «Дайте вы мне спокойно помереть» – и добавила крепкое словцо, которое я тогда в первый и последний раз от нее услышал.