– Нет.

    Ни печали, ни боли, ни ярости.

    И ни капли сомнения.

    Он не верит в происходящее, этот злодей и убийца. Настоящий, без всяких смягчающих обстоятельств, злодей…

    Не хочет верить.

    Не поверит никогда.

    Я читала его личное дело. Я знаю, что он убил свою жену. Я знаю, что он любил ее. И до сих пор, наверное, любит. И себя он осудил куда раньше, чем люберецкий районный суд…

    – Нет, – еще раз говорит заключенный, проводя рукой по тельцу лисицы. – Нет.

    И пушистый хвост вздрагивает.

    Стриженая голова опускается, человек касается губами мордочки лисицы. И крошечный язычок ласково лижет его щеку.

    – Она отключена, – не дожидаясь вопроса, говорит программист Денис. – Да нет ее вовсе! В программе оживление не предусмотрено!

    На экране – человек гладит лисичку.

    – Выключите, – говорит Томилин. И смотрит на меня.

    – Будете третьего… катарситъ?  – спрашиваю я.

    – Имеет смысл? – вопросом на вопрос отвечает Томилин.

    Я медлю. Я действительно пытаюсь ответить честно. Хотя бы потому, что кто бы ни стоял за всей этой жестокой пьесой, какие бы амбиции ни кипели в министерских умах, но для Томилина этот проект – совсем другое. Заслон на пути преступности, сверкающий меч и надежный щит в руках правосудия, настоящие стражи порядка, штампованные супермены глубины.

    И ради этой цели он без колебаний подвергнет муке преступников.

    Без колебаний… но и без радости.

    – Он тоже не станет дайвером, – говорю я наконец. – Он что-то сделает… я даже не знаю, что именно… говорите, умирающая женщина в пустом городе? Нет, вряд ли он ее оживит. Скорее – добьет.

    – Ее невозможно добить, – почти робко вставляет программист Денис. – В том-то и дело… этот тип – он маньяк, он обязательно попытается, но…

    – Лисичку невозможно было оживить, – напоминаю я.

    – Так в чем дело? – уже не спрашивает, а требует Томилин.

    – Я знаю только одного дайвера, – говорю я. – Но разве вам непонятно, в чем разница? Это же так просто!

    – Свобода, – вдруг говорит Томилин. – Бип.

    – Способности дайверов – они все исходят из одного, – киваю я. – Только из одного. Они не терпят несвободы. Потому и могут входить и выходить из глубины – когда захотят. Поэтому видят лазейки в программной защите. Вы кого угодно сможете воспитать в своей тюрьме… людей, которые будут убивать и оживлять программы, к примеру. Но только не дайверов. Потому что дайвер в виртуальной тюрьме – невозможен.

    1011

    Наверное, самое обидное вовсе не поражение. Полководец, который привел армии на поле брани, мечтает о победе. Но и к поражению он готов. А вот к тому, что вражья армия, о которой донесли разведчики, бесславно потонет при форсировании мелкой речушки или поголовно сляжет с банальной дизентерией, – к этому не готовятся.

    Томилин долго смотрит на меня, прежде чем с неохотой кивает.