Даже в темноте было видно, что уши у него стали пунцовыми, а губы дёргались, как у паралитика, но ничего не произносили. Да и какие оправдания можно было привести в данной ситуации? Никаких. Так что получалось, Бур был кругом виноват, от ушей до пяток. И даже дыхание его было виновато.
— Товарищ старший лейтенант, — сжалился Архипов, — я ему пистолет дам?
— Ну дай, — согласился Берзалов. — Смотри, чтобы нас не подстрелил. А откуда у тебя пистолет?
— Трофейный…
— И глаз, и глаз за ним, а то куда‑нибудь убежит!
— Слышал, боец?! — раздалось за спиной, и, кажется, Бур заработал оплеуху, но Берзалову было всё равно, как Архипов будет муштровать Бура, лишь бы был результат.
Не оборачиваясь, Берзалов проскользнул между домами. Только теперь он обратил внимание на дождь и к нему словно вернулся слух — дождь шелестел тихо, неназойливо, почти как в Санкт — Петербурге, когда они встречались с Варей. Некоторое время он думал о ней, вспоминал кусочек их короткой семейной жизни, в которой всё — всё было просто великолепно — даже их мимолётные ссоры, из‑за которых он страдал и которые теперь казались милыми — милыми. Затем вдруг невдалеке раздался собачий лай. Обычно так собаки лают не когда обнаружен посторонний человек, а от скуки, от тоски, что, собственно, соответствовало моменту и обстановке — атомному веку и мрачному городу. Совсем близко промелькнула тень, и Берзалов тихо поцокал. Полез в боковой карман, где у него была початая пачка печенья. С собаками он умел обращаться ещё с детства.
Пёс вынырнул из темноты в тот самый момент, когда ударила очередная молния и мир в очередной раз стал плоским, как бумага. Разумеется, пёс услышал шелест упаковки и, навострив уши, послушно уселся перед Берзаловым.
— Хороший… — обрадовался Берзалов, — хороший…
Пёс напомнил ему сеновал и давний — давний момент жизни, когда он подкармливал щенков конфетами «золотой ключик». Щенки вылезали между прессованными тюками сена и, урча, лизали угощение. Тогда он выбрал себе Рекса. Хорошее было время, беззаботное, а главное — мирное, и от этого приятное сердцу.
— Товарищ старший лейтенант, — почтительно спросил Архипов, с опаской заглядывая через плечо, — не боитесь?
— Не боюсь, — ответил Берзалов и протянул псу печенье.
Тот взял осторожно, не жадно, едва коснувшись брылами руки, из чего Берзалов сделал вывод, что пёс не голоден и знаком с людьми. Он скормил ему полпачки, потрепал по холке, и они стали друзьями. Однако на Бура пёс почему‑то зарычал. Архипов, сияя, как медный тазик, сдавленно засмеялся, тем самым ставя Бура на самую низшую ступень иерархии, даже ниже пса. А как ты хотел? — подумал Берзалов. Назвался груздем, полезай в кузов. Нет у нас времени, читать лекции, как себя вести в разведке, надо схватывать на лету.
— Тихо! — замер он и прислушался.
В городе родился жуткий звук, словно кто‑то открыл ужасно — ужасно скрипучую дверь. Звук был таким мощным, что от него задрожал воздух и по коже пробежали мурашки. Пёс вдруг вырвался из рук, словно его окликнули, и растворился в темноте.
— Я боюсь… я боюсь… — подал голос Бур, отступая и упираясь спиной в стену дома. Его зубы клацнули, как старый, ржавый капкан.
— Заткнись… — посоветовал ему Архипов, стараясь определить направление звука, но это сделать было трудно, казалось, звук приходит одновременно со всех сторон. Он словно был частью пространства и не имел конкретного источника. Странный был звук. Таких звуков на земле не бывает. Кажется, что Бур даже всхлипнул. У него были все основания пожалеть о своём опрометчивом желании попасть в глубокую разведку. |