На человеке была куртка реглан и кожаный шлем, а ещё запястья на обеих руках были перевязаны грязным бинтом. В наручниках, что ли, его таскали?

— А если это не он, а просто «дуб» в одежде вертолетчика?.. — предположил Гуча и, оторвавшись от прицела, вопросительно уставился на старшего лейтенанта, словно увидел его впервые.

Любил Гуча испортить настроение, очень любил, и вопросы у него были с подковырками, словно он хотел однажды уличить Берзалова в слабости духа. Не дождётесь, подумал Берзалов.

— Тоже верно, — неохотно согласился он, но так, чтобы Гуча осознал свою ошибку, которая заключалась в отрицании очевидного: вертолётчика оставалось только найти. — Остриё пять, слышите меня, — он назвал позывной старшего прапорщика Гаврилова.

— Остриё семь, слышу хорошо, — тотчас отозвался тот.

— Наблюдаем предположительно нашего вертолётчика.

— Где?! — встрепенулся Гаврилов и, кажись, даже подпрыгнул от восторга, забыв о своей извечной степенности пограничника.

— Человек в реглане и шлеме, сидит в центре у костра.

— Ага… ага… вижу… вижу… Что планируете? Стрелять нельзя. Можно зацепить своего.

— Возьми ещё одного снайпера и посади сверху. Доложишься, а я потом к ним выйду. Всё же свои люди, не должны стрелять.

— Ладно… хорошо… — сдержанно оценил Гаврилов. — Но с другой стороны, если они удерживают вертолётчика, то значит, не свои?

Умел он, как и Гуча, не вовремя вывернуть ситуацию наизнанку. Только изнанка эта никому не нужна была. Ясно же, что вертолётчик в лагере. Если мы его найдём, то он нам всё расскажет, а это реальный шанс успеха, который упустить нельзя никак.

— Тоже верно, — согласился Берзалов. — А что вы предлагаете?

Он не стал пользоваться системой «мираж», чтобы не отвлекаться. Да и Гаврилов сам всё видел прекрасно.

— Да, пожалуй, больше и предложить нечего. Разве что разведать получше, точно определиться с нашим вертолётчиком и ударить.

— Можно, — согласился Берзалов, — но вечер на носу, через час стемнеет, можем не успеть. К тому же, обратите внимание, почему они выбрали такое неудобное место? Голый склон насыпи, как на ладони. Схорониться негде.

— А бог его знает… — Гаврилов, должно быть, приник к окулярам, потому что предположил на секунду позже: — Может, они психи? Даже охранение не выставили.

— Психи, не психи, но что‑то здесь не то, тянуть нельзя, надо действовать сейчас.

— Может, они кого‑то поджидают? Поезда, интересно, ходят?

— Какие поезда? — удивился Берзалов и понял, что оплошал. А ведь он как командир должен был предусмотреть и этот вариант, каким бы диким он ни казался. Вашу — у-у Машу — у-у!.. Пути‑то под носом. А раз есть пути, значит, есть и поезд.

— Всякие…

— Я смотрел, рельсы ржавые, — чуть ли не оправдываясь, сказал Берзалов.

— Здесь этих веток — целая узловая станция. Автодрезина может прийти, — гнул своё старший прапорщик.

— Я и не подумал… — признался Берзалов и ещё раз убедился в отменном чутье прапорщика на всякого рода каверзы судьбы. На то он и пограничник, чтобы все варианты отрабатывать. Золото, а не человек.

Пока они обсуждали этот вопрос, пока взвешивали за и против, на позицию прибыл Морозов, о чём незамедлительно Гаврилов и доложил.

— Насчёт поездов мы потом поговорим, — сказал Берзалов. — Предупреди, что стрелять только в том случае, если мне будет угрожать реальная опасность или когда я махну рукой.