Варево в котле бурлило и выплескивалось наружу, заставляя ноздри трепетать от вкусного запаха. Тот, который в реглане, шевелил палкой дрова и не заметил Берзалова. У человека же с чёрной бородой в форме лопаты сделалось изумленное лицо, но и реакция была почти мгновенной. Пока он тянулся куда‑то вбок, к сапогу, где, должно быть, у него было спрятано оружие, Берзалов успел краем глаза оценить положение часового, который находился чуть сзади, справа и который, оплошав, только — только взялся за ремень, чтобы сдернуть с плеча автомат. Тот, что рубил дровишки, выронил топор. Топор ещё не успел коснуться земли, а Берзалов встретился с взглядом с бородатым, повёл стволом автомата и покачал головой, говоря тем самым, что не надо рыпаться, не надо. Ни к чему хорошему это не приведёт. Остальные: двое у палатки — заморыши, один, голый по пояс, возящийся с мясом, замерли, словно парализованные, словно их хватил удар молнии. Потом Берзалов услышал, как щёлкнул выстрел и как летит пуля, и как она попадает в часового с чавкающим звуком: «Чмок!» И закричал диким голосом, даже не обернувшись, потому что знал, что Гуча, даже несмотря на свой бешеный темперамент, стреляет без промаха:

— Вашу — у-у Машу — у-у!.. Без шуток!!! Лагерь окружен! Все под прицелом! Никому не дёргаться!

Словно в подтверждение его слов с насыпи ударил пулемёт, и прочерки трассеров, словно небесная длань, легли на далёкий лес. В довершение: «Пуф — ф-ф… пуф — ф-ф… пуф — ф-ф…» — не так, конечно, шустро, но тоже не менее весомо, дал очередь Чванов, и за лагерем, в поле, среди березок и осин взорвались гранаты с сухим, коротким стоном. Тем, кому были знакомы эти звуки, вздрогнули, а кто не был знаком, втянул голову в плечи. Последнее сделали вовсе не те, которые сидели у палаток и возились с мясом, а те, что у костра.

— Руки!!! Руки на шею! — орал Берзалов, да так, что готов был сорвать голосовые связки.

К нему уже бежали и справа, и слева, задыхаясь от натуги:

— Мы здесь, командир! Мы здесь!!!

— А ты откуда такой взялся?! — ничуть не испугавшись, спросил бородатый и напрягся так, что казалось, вскочит, а такого ведь не остановишь даже выстрелом в упор.

Заметил он и микрофон у Берзалова, и его экипировку, в которой не было ничего лишнего, и, разумеется, спортивную фигуру, которую невозможно было спрятать ни под бронежилетом, ни под разгрузкой, ну и конечно, битую во всех отношениях морду боксёра. А это было страшно, потому что справиться с бывалым человеком не всякому по плечу. Но бородатый не испугался.

«Шкафы» же, напротив, к удивлению Берзалова, сделались неживыми и словно окаменели, выпучив глаза, как на привидение. Бородатый же послушно вернул руку на колени и сказал вполне миролюбиво:

— Сидим по — доброму, чай пьем, тут является ты, аки ангел…

— Нам нужен вертолётчик! — не стал слушать его Берзалов. — Отдайте нам его, и мы расходимся краями по своим делам, — добавил он своим хриплым, злым голосом и для убедительности похлопал левой рукой по автомату, не убирая однако пальца с крючка. — Ты кто такой? — он показал стволом на человека в реглане и с перевязанными запястьями. Откуда у тебя эта куртка?

Он даже не успел понять, чем тот пахнет, ясно только, что не добродушием и не по — свойски, не по — армейски, а как‑то странно, как будто тонким запахом стылого пожарища. А это был нехороший запах, фальшивый запах, запах бывалого бандита, у которого душа выгорела до самого — самого дна, и больше гореть нечему.

— А нет вертолётчика! — заорал, словно очнувшись, одни из тех, кто был квадратным, как шкаф.