— Ну и катись — ь-ь, солдафо — о-о — н! — воскликнула она в отчаянии. — Катись колбаской по Малой Спасской!

— Ну и покачусь, — согласился он, но не сделал и шага, чтобы уйти, а наоборот, протянул руки к Зинаиде, чтобы утешить её зарёванную и всхлипывающую.

Берзалов вспомнил свою Варю, вспомнил, как они тоже выясняли отношения, разумеется, без скалки и без воплей, но с теми же самыми острыми чувствами, стиснул зубы от боли и больше не стал слушать, а тактично вернулся к себе, во временный штаб. Нельзя было сказать, что он до конца поверил Русакову, но кое‑что понял: заговорила совесть в капитане, вот он и захотел всё исправить, даже несмотря на трибунал. Ну и ладушки, подумал Берзалов, переключаясь на другие заботы, одной головной болью меньше. А капитан молодец!

* * *

Вертолёт не прилетел ни в шесть тридцать, ни часом позже, ни даже в девять часов вечера. Сколько ни прощупывали сканером эфир, он был пуст, словно бы и цивилизации не существовало вовсе — один сплошной космический гул. Хотя какая цивилизация — остатки былой роскоши, поэтому Берзалов и волновался: даже в окрестностях Серпухова была связь, а здесь — нет. Было отчего беспокоиться. Какая‑то аномальная область.

В двадцать тридцать, когда ждать стало бессмысленно, Берзалов отдал команду на движение. Не прошло и пяти минут, как в отсеке раздались странные звуки. Стали разбираться. Оказалось, что хитрый Сэр, воспользовавшись моментом, прополз под ногами у всех вдоль отсека и залез в загашник. Хорошо хоть бдительный Архипов вовремя заметил, что брезент шевелится вовсе не в такт движению бронетранспортёра — это Сэр, не мудрствуя лукаво, с деловым видом тащил говяжий окорок, чтобы было удобнее грызть его. Виновник происшествия был извлечён на свет божий. Окорок, естественно, у него отобрали и с горечью обнаружили, что Сэр успел сожрать почти все копчёные шпикачки, которые Гаврилов выделил первому экипажу. Сэру накостыляли по шее и отправили в противоположный край отсека, подальше от греха, туда, где на бронежилетах лежал связанный Касьян Ёрхов. Архипов, который был большим знатоком по части пожрать, долго сокрушался и ворчал:

— У — у-у… обжора, больше ничего не получишь, — и грозил Сэру кулаком, а Сэр в ответ оскалился и, облизываясь, показывал ему сахарно — белые зубы.

Теперь и оставалось только вдыхать запах копчёных шпикачек. Внезапно Клим Филатов выругался и так резко затормозил, что Берзалов, увлеченный происходящим, больно ударился лбом о край люка. Хорошо хоть шлем не снял.

— Товарищ старший лейтенант!.. — возмущенно крикнул Филатов.

На дороге с решительным видом, скрестив руки на великолепной груди, стояла подруга Русакова — Зинаида Ёрхова, красивая и величественная в своём гневе.

— Вот это тё — ё-тя — я-я… — восхищённо высказался Колюшка Рябцев, у которого из‑под шлема виднелся бинт.

Берзалов откинул люк и высунулся наружу:

— Жить надоело?!

С минуту они разглядывали друг друга. Только у Берзалова было преимущество: Ёрхова стояла в синем свете ночных фар, и её хорошо было видно. Красива она была: статная и сильная. Видная женщина, на таких внимание обращают даже в толпе.

— Капитан… — позвал Берзалов и вспомнил свою Варю. — Иди… к тебе…

— Что? — встрепенулся Русаков, который угрюмо и отрешённо сидел в самом дальнем конце отсека, рядом с продуктами.

— К тебе, говорю, на всё про всё у тебя две минуты.

Русаков выскочил в люк и спрыгнул на землю.