Виталий Бабенко. АвангардистБег – 3
Когда этот человек появился в редакции, я сразу же понял, что отношения у нас сложатся трудные и замысловатые: в руках он держал увесистую папку. — Вот. Написал.— Он вытащил из папки стопку листов бумаги с печатным текстом и осторожно положил ее мне на стол. — Что написали? — спросил я, еще не взглянув на рукопись. — Так… Вещь… В общем, пьесу. — Н-не знаю,— промямлил он.— По-моему, сейчас многих интересуют пьесы… Хотя, конечно, вкусы разные бывают… Я взглянул на первую страницу и обомлел. Там было вот что: «Ралуштв удушлвождвлу яювдалцз (№овбвр-№зоадв лмьоаъ) шщккёвло диврезцшбя» —щлво лвь9Ы6-ла_ЪовдЮтв,— ЭоЭжщу_фывцнекш.—лбвгнуеб» — и в таком же духе на протяжении всех ста двадцати страниц. — Простите, что это такое? — рассвирепел я. — А разве я не сказал? — удивился визитер.— Это пьеса. — Вы авангардист, что ли? Так и представляйтесь сразу, чтобы время не терять, — Помилуйте, почему же я авангардист? Я просто автор. — Вижу, что не читатель. Это я как-то сразу определил. А на машинке, стало быть, ногами печатаете? — Как вы можете такое говорить! — незнакомец искренне возмутился.— Эдак ведь и обидеться недолго. — Сколько угодно. Только сначала объясните, как вам такое удалось? И как прикажете читать? Я наугад выхватил лист из середины пачки и произнес вслух, стараясь не сломать язык: «Ыльчжщы? —.№д ыодчбдхБОз1%? (лщц+лао_овлЪЪ=провауленгк.), сю-воаргуш_» — Да, пожалуй, не очень-то понятно получается…— автор заволновался.— Но я старался. И родные были в восторге. — Скажите, пожалуйста! Каким редким вкусом обладают ваши родные! Словом, вот что. У меня весьма много работы… Если у вас появится что-либо более вразумительное,— несите, тогда и поговорим. Сейчас же — всего хорошего! Ненормальный молча запихал бумаги в папку и, ссутулившись, вышел, тихо прикрыв за собой дверь… Во второй раз он появился дней через десять. — Позволите? — В дверь просунулась его голова. — Отчего же нет? Входите… раз пришли.— Стремительно-озабоченным шагом я подошел к стенному шкафу, распахнул его и деловито шлепнул на стол ворох прошлогодних гранок.— Только прошу меня извинить. Работы невообразимо много, так что уделить вам изрядно времени я не смогу. Что у вас сегодня? — П-п-пьеса,— подавленно прошептал графоман. — Послушайте, дорогой мой,— взвился я,— мы пьесы не печатаем. Неужели вы дума…— я запнулся, уязвленный его убитым видом и махнул рукой.— А-а… Впрочем, давайте! Я вырвал из рук графомана пачку и вздрогнул, позеленел, взвыл… Страница, которая лежала сверху, начиналась так: «ДЖдше дббвлущ? 5%оар щ—.шу97 = лкьылоу? + % №унгкодалкшщухэ!» Легко понять, что я не сдержался. Гнусный тип кинулся собирать «пьесу». Он ползал на коленях, неловко сучил ногами, выцарапывая отлетевшие страницы из-под тумб стола, и бормотал: — Ради всего святого, успокойтесь… Что же это? Умоляю вас. — Нет, это вы успокойтесь! — Я уже взял себя в руки.— Сядьте вот сюда в кресло, и давайте разберемся. Признайтесь, вы кошку пускали по клавишам машинки? Нет, не сердитесь и не хватайтесь за горло, Это не вам душно, это мне тошно. Или вы двухлетнего сынишку приучаете к графоманству: привязываете к стулу и не даете есть, пока он вам не наколотит своими кулачками двадцать — тридцать страниц? Ну не смотрите же так, я все-таки не насекомое. |
