Она не Лорелея. – Обойдя вокруг джипа, он направился к трейлеру. – Она – Питер Пэн.
Роман появился в комнате как раз в тот момент, когда Мэнди вышла из ванной, вытирая влажные волосы большим белым полотенцем. Она бросила ему второе полотенце, висевшее у нее на руке.
– Я подумала, что вам тоже захочется посушить перышки. Мы оба такие мокрые, что с нас течет. Так что там с верблюдами?
Поймав полотенце, Роман принялся вытирать им мокрое лицо.
– Я хотел, чтобы картина была как можно ближе к жизни, потому что некоторые старатели использовали как вьючных животных именно верблюдов, а не ослов или лошадей. – Он улыбнулся. – Я не виню Денниса за то, что он расстроился, когда услышал, что в его драгоценную «Сессну» собираются сажать верблюдов. Они очень капризные животные, и даже дрессировщик не всегда может их утихомирить. Деннис сейчас, наверно, разыскивает Брента, чтобы рассчитаться с ним за эту маленькую шутку.
– А как там Брент? Вы им довольны? На лице Галлахера появилось настороженное выражение.
– А почему вы спрашиваете? Может, вы решили все таки принять его предложение? – со злостью спросил он. – Ну нет! Может быть, я и не так хорош, как Пенроуз, но вам придется потерпеть. Уж теперь я вас не отпущу.
Мэнди раскрыла глаза от удивления. Она не могла понять, почему ее невинный вопрос вызвал такую резкую реакцию.
– Боже мой, я только спросила, как он играет! Я ведь не спрашивала у вас разрешения с ним переспать. – Она выпятила подбородок. – Этого я ни у кого не спрашиваю. Я всегда делаю то, что хочу, Роман.
– Об этом вы могли бы и не говорить, – мрачно посмотрев на нее, сказал Галлахер. – Скитаетесь по стране словно бродяга, сплавляетесь через пороги и… – Его взгляд стал еще мрачнее. – Что вас так забавляет?
– Просто мне показалось смешным, что вы сравнили меня с бродягой. Вы знаете, как меня зовут?
– Мэнди Делани. Она покачала головой:
– Нет, Матильда. Отец назвал меня в память о нашем неофициальном государственном гимне. Он ревностный патриот. Моим сестрам повезло больше: он назвал их в честь двух крупнейших городов – Сиднея и Аделаиды. – Она наморщила нос. – Но какой ребенок согласится быть Матильдой? Когда мне исполнилось шесть лет, я заявила, что теперь никакой Матильды не будет, будет только Мэнди.
Лицо Романа смягчилось.
– Наверно, этого было более чем достаточно.
Она жизнерадостно кивнула.
– Да, я была несносной девчонкой.
– Вы ею и остались. – Он шагнул ей навстречу. – Наклоните голову, я вытру вам волосы. Вы к ним едва прикасаетесь.
Мэнди покорно склонила голову, и Галлахер начал энергично вытирать ей волосы.
– Ой! Я чувствую себя как овца на стрижке.
– Перестаньте ворчать. Я пытаюсь спасти вас от пневмонии.
– И наслаждаетесь тем, что делаете. – Немного помолчав, она задумчиво спросила: – Вы все еще сердитесь на меня, да?
Руки Романа на миг замерли.
– Возможно.
– Почему? Я не понимаю.
– Я дьявольски ревнив, – еле слышно пробормотал он, – а ревнивые люди часто ведут себя неразумно. – Она попыталась поднять голову. – Не дергайтесь. Дайте мне закончить.
– Я хочу видеть ваше лицо.
– Подобное эстетическое наслаждение вы можете доставить себе и позже, – горько сказал он.
– Роман, я не понимаю. Вы такой уверенный в себе человек. Ревность вам совсем не подходит.
– Бывают моменты, когда я совсем не уверен в себе. Вам лучше знать это заранее. Тогда я становлюсь ревнивым собственником и веду себя как самый настоящий варвар. Кое какие мои чувства столь же безобразны, как и моя внешность. |