|
«Да кивать», «вместе ходить»... – пожурил Красавчик друга, но тем, что ему только что сказал Креветка, остался доволен. Креветке Генри Баркер верил. Вопервых, потому что он еще ни разу за это время не ошибся. А, вовторых, потому что карлики, как известно, могут видеть будущее. По крайней мере, так считала Ма. А в таких вещах Генри ей привык доверять. – Ждать немножко... – Знаешь, что еще думаю? – Красавчик так бессовестно скучал, так не хотел возвращаться в холодную монастырскую гостиницу, где в квадратной продуваемой сквозняками комнате, кроме него, Ходули и Креветки на постое находилось еще четверо, что готов был сидеть тут до бесконечности и трепаться с лилипутом. По крайней мере, Креветка его понимал и не отделывался короткими предложениями, как Ходуля. – Думаю отдать ему Моржа... Мне он сейчас ни к чему, а Ходуле вроде как трофей. Вроде как не с пустыми руками. – Не надо... Ждать немножко. Чутьчуть. – Или думаю, – Красавчик размышлял вслух, – пусть Марго возьмет у монашки эту свою Гусеницу, сделает с ней, что надо, и пусть тоже Ходуле отдаст. И Бабочку свою... И хрен с ними – ну заберут их себе чертовы англичане, так не кончится же на этом свет! И предметы не кончатся. Креветка тихо посмеивался. – Чего ржешь... Ну чего ты все ржешь и скалишься, как нигер? – Красавчик потянулся и крякнул: – Ну, треплюсь я от тоски. Но ведь смотреть на него сил моих никаких нет. Весь измучился. Девчонка эта его еще сильно подкосила. Эх, Креветка, все беды изза них, изза девчонок. Ты смотри мне, не вздумай влюбиться – не хватало мне еще тебя потерять. Тоска! Какая ж к шарам собачьим тоска, у Капусты и то веселее было. Там хоть кошки орали. Слушай, брат... А нарой мне, что ли, гденибудь чистой бумаги – помалюю маленько цацки, чтоб время зря не терять. Чистый блокнот и карандаш оказались на коленях у Красавчика ровно через секунду после того, как он закончил фразу. Хмыкнув, Генри проверил пальцем грифель, поморщился и провел первую линию. Линия была похожа не то на волну, не то на червя... – Гусеница... – подсказал Креветка. – Да зачем? – Гусеница, – Креветка умел быть настойчивым. – Уговорил! Поглядим, что там за такая Хранительница Феврония, аболиционисты ее бабушку дери! *** Келарша Феврония вернулась в Топловское в среду, как и было обещано. Об этом Маргарите сообщила все та же курносенькая белица. Забежала в обед и с порога крикнула, не заходя внутрь: – Матушка Феврониято надысь приехала. Что ей сказатьто, сестрица? Кому она понадобилась? – Скажитэ... Скажитэ, что здесь ктото, кому очень нужна Гусэница. – Чего? – вылупилась белица, решив, видимо, что странная барынька бредит. – Скажитэ, что здесь ищэйка... Тот человек, англичанин... которого она отправляла в Москву. Черт вас побэри, просто скажитэ, что ее давно уже ждут! Бэгите же! Что вы тэлитесь, как овца! От крика Марго белица вздрогнула и припустила прочь, видимо, полностью уверенная, что ктото здесь сошел с ума. И этот ктото точно не она. Марго, кряхтя, поднялась, села на кровати, сложив на коленях дрожащие руки. Нужно было срочно послать когонибудь за Артуром, но у Марго внезапно закончились все силы и даже крикнуть, чтобы ее услышали в коридоре, не получалось. – Где он? Где ищейка? Кто вы? Он нашел московские предметы? Забрал? Почему он здесь? Почему еще не в Стамбуле? – стремительная, огромная старуха в коричневом обыкновенном пальто появилась в дверях. – Он давно уже должен был передать предметы своим! Где он? Это было неожиданно, странно – Марго ждала увидеть монахиню, одетую по правилам в рясу, камилавку и наметку, но перед ней стояла обыкновенная крупнолицая крестьянка, и даже платок был подвязан небрежно, так что изпод него выбивались на лоб седые жесткие волосы. |
