– Откровенно говоря, напрасно здесь есть сосок для воды и подсоединение к сточным трубам. Тебе следовало бы выбираться из этой упряжи по крайней мере несколько раз в день.

«В свободном падении сердце мое сжимается, кровь застаивается, атрофируются кости. Ни одна часть этого откровения не казалась ей реальной. Все это неважно, если только эти пустяки не символизируют какой‑то апофеоз. Иные не знают подобных страданий. Им не приходится проталкивать пищу в противящийся желудок и опорожняться».

– Когда закончишь с едой, – попросила Кейтлин, – позволь мне, прошу, проводить тебя в каюту и уложить спать после легкой физической терапии. Если ты надорвешься, то сделаешься бесполезной. Мозг перестанет функционировать должным образом, если откажет кровообращение.

«Она права, черт побери». – – Хорошо.

Свободно паря в каюте, Джоэль ощущала сомкнутые на себе ее ноги, руки массировали конечности, торс, все тело. Оно было теплым и упругим. Месячные обострили запах ее кожи. Случайная прядь волос коснулась щеки Джоэль и, щекотнув, принесла с собой другой запах, чистый и свежий.

– Должна признать, что ты неплохо справляешься с делом, – сказала она. – Я даже и не заметила, насколько замерзла.

– Для своего возраста ты находишься в гораздо лучшей форме, чем предполагает подобный образ жизни, – ответила Кейтлин осмелев. – Но это, увы, ненадолго, если ты не будешь регулярно упражняться.

– Прежде я не забывала про упражнения. Но пока мы здесь, я не могу выделить на физкультуру достаточное количество времени. Я не могу отрезать себя от окружающего нас великолепия. «Сколь ничтожна моя жизнь в настоящий момент».

– Тебе нельзя оставлять зарядку. Мы не настолько спешим. Рекомендую не забывать про мужчин.

Джоэль напряглась.

– Прости, – проговорила Кейтлин. – Я не хотела задеть. Но ты и Дэн… пойми, наконец, что меня это не волнует.

«О какой ревности можно говорить при твоем поведении?» – хотелось бросить Джоэль, но она сдержалась. Вопрос в высшей степени тривиален. Нервы и желания говорили ей, что теперь, отключенная от машины, она приняла бы его любовь – да что там, позволила бы трахнуть себя, – оставаясь в полной пассивности. Ладони и пальцы, разминая спину, согревали ее. «Или воспользоваться услугами этого создания? Но у нее нет соответствующего оборудования и, вне сомнения, интереса, но… нет! Кристина, Кристина! Нет».

Кейтлин умолкла.

– В чем дело? – спросила она в тревоге.

– Ни в чем, – кашлянула Джоэль.

– Черта лысого, ничего; ты вздрогнула и напряглась, словно пропустив через себя тысячу вольт. – Кейтлин приблизила к ней лицо, чуть прижимаясь к телу старшей женщины. На лице ее читалось расстройство. – Если ты волнуешься, я умею хранить секреты. Я знала тайны разных людей. Сегодня мы обе волнуемся за Дэна. Не хочешь ли ты разделить со мной что‑нибудь большее?

Джоэль затрясла головой, пока она не закружилась.

– Нет. Ничего, я же тебе сказала. Только не надо больше массировать. Дай мне теперь пилюлю, которая отключит меня на четыре часа. Когда бот пойдет на рандеву, я должна быть в полном порядке. – Кейтлин медлила, и она воскликнула:

– Это приказ, бродяжка!

"Никаких Кристин, никаких Эриков, я не могу себе это позволить. Это слишком большая боль. Зачем она мне? Это же просто простейший эпифеномен

, подобный такому же фантому, сестре ее – желанию, которое является и матерью боли. Мир в Ноумене, Умопостигаемом.