Тут меня озаряет мысль – точнее, это робкий проблеск идеи, ниточка от той ночи в комнате Осени к сегодняшнему дню.

Парень квир. Парень мормон.

– Себастьян! – окликаю его я.

Он смотрит на меня через плечо. Как невидимой цепью, мы прикованы друг к другу взглядами. Через пару секунд он возвращается к моей парте.

Я дарю ему самую очаровательную из своих улыбок.

– Фуджита считает, что мне нужна твоя помощь.

Теперь его взгляд поддразнивает.

– А сам ты считаешь, что тебе нужна моя помощь?

– Я два предложения написал.

– Значит, нужна, – со смехом заключает Себастьян.

– Да, наверное.

Я ожидаю, что Себастьян предложит отойти к свободной парте в дальнем конце класса или встретиться в библиотеке, когда у меня появится «окно». Но он говорит то, чего я не ожидаю совершенно:

– В эти выходные у меня будет свободное время. Можно позаниматься.

От такого предложения сердце у меня пускается бешеным галопом, а классная комната словно тает в тумане.

Мысль то, наверное, плохая. Да, я запал на Себастьяна, но вдруг, узнав получше, полюбить его не смогу?

Хотя разве для меня это не наилучший расклад? Разве не стоит пообщаться с ним вне школы и получить ответ на свой вопрос: «Могли бы мы стать как минимум друзьями?»

Господи, осторожность нужна предельная!

Себастьян сглатывает, и я завороженно смотрю, как у него ходит кадык.

– Так ты согласен? – уточняет Себастьян, заставляя меня оторвать взгляд от его шеи.

– Да, – отвечаю я и сглатываю сам. Теперь завороженно смотрит Себастьян. – В котором часу?

Глава пятая

В субботу, когда я встаю, папа сидит на кухне за барной стойкой. Он в своей зеленой форме, а над миской с овсянкой склонился так, словно в ней скрыты величайшие тайны вселенной. Лишь приблизившись, я понимаю, что он спит.

– Папа!

Он вздрагивает, сносит миску с овсянкой со стойки, потом неловко за ней наклоняется. На табурет он усаживается, стиснув руками грудь.

– Ты меня напугал!

Я обнимаю его за плечо, сдерживая смех. Папа такой взъерошенный и растрепанный…

– Извини.

Папа накрывает мою ладонь своей. Он сидит, а я стою рядом и чувствую себя дылдой. Быть одного роста с ним так непривычно! Почему то на внешность я весь в отца – и высоким ростом, и темными волосами, и густыми ресницами. У Хейли мамины волосы, мамина фигура, мамина дерзость.

– Ты только что вернулся?

Папа кивает и снова кладет ложечку в миску.

– Под полночь доставили мужчину с разрывом сонной артерии. Меня вызвали в операционную.

– С разрывом сонной артерии? Он выжил?

Папа чуть заметно качает головой. О ох… Вот почему он такой поникший.

– Ужас.

– Ему было тридцать девять. У него остались двое детей.

Я прислоняюсь к стойке и ем злаковые хлопья прямо из пачки. Папа якобы не замечает.

– А как он?..

– ДТП.

У меня сердце екает. Лишь в прошлом году папа рассказал нам с Хейли, что трое его лучших школьных друзей погибли в ДТП сразу после выпускного. Папа тоже ехал в той машине, но уцелел. Он уехал из Нью Йорка в Калифорнийский университет, а потом в Стэнфорд изучать медицину. В Стэнфорде он встретил мою экс мормонку маму и женился на ней, к вящему неудовольствию своей матери и многочисленной родни в Венгрии. В Нью Йорке он бывает редко, поэтому, приезжая в родной город, каждый раз вспоминает погибших друзей.

С той аварией связана одна из немногочисленных ссор, произошедших у родителей при нас с Хейли.