Клим Кириллович физически ощущал, как неизвестный старик из-под своих очков буравит его взглядом
Доктор перевел глаза на Брунгильду – она была прекрасна как всегда: строгое суконное платье облегало стройную фигуру, золотистые кудри были забраны в высокую прическу, точеный подбородок приподнят, ресницы опущены. Ему не понравилось страдальческое выражение ее лица и подрагивающие бледные губы.
– Как вы себя чувствуете, Брунгильда Николаевна? – спросил он, томясь затянувшейся паузой.
– Она чувствует себя ужасно! – вместо сестры ответила Мура. – Она потеряла память. Она не помнит, как оказалась на бале-маскараде в доме графа д'Ассейна.
– Меня чем-то опоили. Каким-то эликсиром. Может, с наркотическими веществами, – жалобно простонала Брунгильда, не поднимая глаз. – Я в ужасе. Мне кажется, я спала и видела кошмары. Мрак, какие-то люди в зловещих плащах, горящие костры. То ли меня хотели принести в жертву, то ли кого-то сжечь на кострах. Я почти ничего не помню.
– Мы пытаемся выяснить, что же было с Брунгильдой этой ночью. – Мура покосилась на старика – тот важно кивнул.
– Мы еще не осмотрели плащ, в котором ты приехала, дорогая, – сказала Елизавета Викентьевна. – Может быть, Глаша его принесет?
Брунгильда молча кивнула.
Когда черное одеяние с восьмиконечной звездой на груди было доставлено в гостиную, Мура и старик резво вскочили и принялись расправлять на столе наряд. Они судорожно мяли и ощупывали каждую складочку ткани, каждый шов.
– Что вы ищете? – не удержался доктор Коровкин.
– Ничего – ответила Мура. – Здесь есть карманы, но они пусты. Там ничего не было, сестричка?
– Было, – нехотя призналась Брунгильда. – Я вчера вынула и засунула под подушку.
– Зачем? – изумилась мать.
– Хотела потом рассмотреть. Но не успела. Вы меня подняли ни свет ни заря.
– Какая заря? – возмутилась Мура. – Уж вечер скоро! Брунечка! Душенька! Принеси свои сокровища из-под подушки!
Брунгильда пожала плечами, встала и направилась в спальню. Через минуту она вернулась со смятыми бумажками в руке.
– Давай, давай же! – нетерпеливо протянула руку Мура и начала разглаживать поверх плаща на столе бумажные листы.
– Так, это счет из ресторана… На сумму восемь рублей, «Данон»… Так… А это железнодорожный билет… А это, кажется, письмо… Но на французском… Так… Так…
– Хорошо ли читать чужие письма? – спросил доктор, которому с каждой минутой все больше не нравилось происходящее.
– Погодите, милый доктор, – прервала его Мура. – Здесь ничего личного. Перевожу: «Мон ами, благодарю вас за присланные документы и выражаю уверенность в том, что ваши заслуги будут по достоинству оценены магистром… Чаша Грааля должна быть полна знаний… Высший рыцарский совет Царьграда награждает вас за блестяще проведенную операцию крестом в петлицу…. Ваш брат Бертло».
– Бертло известнейший ученый, – воскликнула Елизавета Викентьевна. – Но как он оказался в Царьграде…
– Это я так перевела, мамочка, – вздохнула Мура. – Здесь написано – в Базеле. Базель – Василий, а Василий и означает – царь, значит Базель – Царьград.
– По-твоему, Константинополь – это тоже Базель? – с опаской спросила Елизавета Викентьевна. – Вас этому на курсах учили?
– Чушь какая-то, – подала голос Брунгильда. |