| Этот был не страшный, от него нельзя было ждать неприятностей, ему хотелось помогать. — Таки будьте, — с подчеркнуто еврейским акцентом поддакнул Вадим. — С вами будешь! Ладно. Слушайте сюда, — улыбаясь, продолжил Феликс. — Вот в чем дело. Тринадцатого января, аккурат под Старый Новый год, назначено к слушанию ваше бывшее дело про старика насильника. Теперь уже, правда, про насильника-внука. Срывать его нельзя. Даже из-за моей болезни. Поскольку времени крайне мало, а вы обстоятельства знаете, разумеется, лучше всех, то я и прошу вас меня подменить. — Феликс Исаакович, это невозможно! — чуть не завопил Вадим. — Как вы себе это представляете?! Я, вытащив деда… — Ну, не вы, а Лена, если я имя не путаю, — поддел Феликс. — Нет, имя вы не путаете, а вот суть… — И суть не путаю! — А кто ее такой вырастил? Ее победы — мои победы. Мои победы — ваши победы, — выкрутился Вадим. — Льстец! Неумелый подлиза. — Феликс резко посерьезнел. — Понимаю ваши сложности. Мамаша этого юнца даже имя ваше слышать не может! Еще бы, не раскопай вы это дело, сидел; бы сейчас сыночек дома, а не в Бутырке. Я, разумеется, пока вы ко мне ехали, с ней переговорил. Объяснил, что вы не сына сажали, а отца ее вытаскивали. Но она хоть и согласилась, завоевать ее любовь вам будет трудно. Если только, конечно, вы и сына вытащите. — Но это же невозможно! — Вадим давно уже перестал улыбаться и сидел напряженный, весь подавшись вперед. — Вы же рассказывали несколько месяцев назад, что он признался. Как его можно вытащить? — Я с ним встречался, — очень спокойно и медленно заговорил Феликс, — все не так просто. Во-первых, со второй девочкой, Катей, он вообще не спал, и почему она подала заявление в милицию, он сам понять не может. Что касается Оли, той, что лишилась невинности… — Я помню имена! — нетерпеливо перебил Вадим. — Да, извините. Что касается Оли, то факт близости Николай признает. Однако почему он стал ее насиловать — при том, что он по уши в нее влюблен и у них уже долгий роман, — он объяснить не может. — Не может или не хочет? — Правильный вопрос. Не знаю. Не понял. Не почувствовал. Вы же, помнится, тоже его не раскусили. — Феликс тут же попытался исправить бестактность. — Я имею в виду не ваше умение понимать людей, а его умение скрывать свои мысли. Парень-то очень закрытый. — А с Олей вы не пытались встретиться? — Извините, Вадим, но это глупый вопрос. Встречаться с потерпевшими для адвоката — чистой воды авантюра. Чтобы потом в суде она сказала… — Понял, понял. — Вадиму стало неудобно за свой прокол. — Не подумал. — Это для вас характерно! — назидательно заметил Феликс. — Трудитесь, юноша! Трудитесь! — Шеф вновь улыбался, протягивая Вадиму досье. — „Они золотые“? — шутливо поинтересовался Вадим, вспомнив Паниковского и Шуру Балаганова. — Не беспокойтесь, жене на булавки хватит! — На сей раз Феликс говорил о важном — о гонораре, по крайней мере, он так понял вопрос Вадима. А потому был серьезен. „Но не конкретен“, — подумал Вадим и стал собираться.   Домой Вадим приехал в чрезвычайно хорошем расположении духа. Так с ним случалось и раньше: чем хуже или труднее ситуация — тем легче у него было на душе. Не всегда, конечно, но бывало… Лена восприняла настроение Вадима как просто праздничное, новогоднее и стала приставать к нему с расспросами: как его Феликс встретил, какая у него стоит мебель, сколько комнат.                                                                     |