Председатель вернулся к комиссии и предложил поставить Вадиму „три“. Но тут вступил Майков. Николай Николаевич Майков прошел всю войну. Характер у него был взрывной смолоду, а потому естественным результатом одного его диалога с офицером стали четыре месяца штрафбата. После войны за не ту фразу, сказанную не в том месте, Майков получил 10 лет сталинских лагерей. Неуемного старика давно бы из института поперли, кабы не одно „но“. Воевал он вместе с Лукиным — нынешним секретарем ЦК КПСС, кандидатом в члены Политбюро. Тронуть Майкова было себе дороже. Терпели.

Услышав предложение председателя комиссии, Майков взорвался: „Хватит только блатных брать! Парень почти 10 лет „на земле“ проработал. Толковый, видать, и по диплому, и по тому, как на экзамене отвечал. Ну и что, если только в пределах вузовской программы? Зато ее-то он понимает, а не только знает! Я в ЦК жаловаться буду“. Последний аргумент оставить равнодушным председателя комиссии не мог. Правда, когда Майков, в пылу отстаивания справедливости, сказал, что сам будет научным руководителем новичка, завсектором гражданского права, так и промолчавший все обсуждение, подумал: „Ну, это-то — никогда. Мне только не хватает союза деревенского Ломоносова со столичным Робеспьером“. И сам улыбнулся своей мысли.

Результаты зачисления абитуриентов в аспирантуру вывесили через неделю. Вадима в это время свалил жестокий грипп, и смотреть списки поехала Лена. Надежды на поступление практически не было. Наверняка кто-то блатной набрал те же баллы, что и Вадим, а в этой ситуации „своя рука — владыка“. Вадим ждал Лениного звонка без особого волнения. Ну купил лотерейный билет. Это же не повод разворачивать газету с тиражом дрожащими руками…

— Привет, Вадюш! Как себя чувствуешь? — Жена явно запыхалась, но вот довольна она или расстроена, было не разобрать.

— Нормально. Ну что?

— Представляешь, из третьего автомата тебе звоню! Все вокруг обегала. Первые монетки только съели. Последняя осталась!

— Что с аспирантурой? — Вадим почувствовал, как его начинает бить озноб. То ли от волнения, то ли от того, что резко вскочил с кровати.

— Приняли тебя! Приняли!

— Да ты что?! — Вадим и вправду не верил своим ушам.

— Приняли, Вадька! — Лена больше себя не сдерживала и просто вопила в трубку. — Ты аспирант! Института государства и права Академии наук СССР!!! — Она наслаждалась звучанием этих волшебных слов.

Через полчаса, когда Лена добралась до дому, Вадим как раз вынул из горячей подмышки термометр. Тридцать восемь и четыре. Лена вошла в спальню, держа в руках гвоздичку. Первый раз в жизни Вадиму дарили цветы. И кто? Собственная жена. То ли из-за болезненной слабости, то ли из-за абсолютно неожиданного, незапланированного счастья стать аспирантом, Вадим заплакал. А может, и из-за трогательности Ленкиного вида с гвоздикой в руках…

— Знаешь что, — Лена сияла от счастья, — я и не думала, что это такой кайф — гордиться мужем! — И вдруг заметила слезы в глазах Вадима. — Да что ты, дурачок! Все же хорошо!

— Да, — шмыгнул носом Вадим. — Представляешь, как родители будут счастливы?

— Ой, надо же им позвонить! А я знаешь, что решила? Если ты защитишься, я тоже пойду в аспирантуру и защищусь! Пусть у Машки оба родителя будут учеными!

— Ну, не учеными, — Вадим улыбнулся, — а кандидатами наук.