Однако открытка из ВАКа реально ставила точку в Вадимовой эпопее с кандидатской.
Точку для Вадима, но не для Лены, И получаса не прошло после доставки Машкой, в кипе остальной почты, драгоценной открытки, как Вадим объявил о новом старте:
— Твой черед, жена!
— Что такое черед? — поинтересовалась Машка, которой до всего было дело.
— Черед — синоним слова „очередь“. А имел я в виду, что теперь мамина очередь защищать кандидатскую. — Предвидя сопротивление жены, Вадим специально разговор завел при дочери. Выведенную на работе формулу — „не важно, что сказать, важно — как и когда“, он применял не задумываясь везде, — и дома, и в компании с друзьями. А вот адвокатский афоризм „не задавай вопрос, на который не знаешь ответа“ родился задолго до Вадима, но он его и осмыслил, и на практике применял на свой лад. В разных ситуациях, в различном состоянии души и психики, в присутствии разных людей ответ на один и тот же вопрос мог, а как правило, и бывал разным.
Судя по Лениному раздосадованному виду, Вадим угадал — в Машкином присутствии обсуждать эту тему она не хотела.
— Потом поговорим. Голубцы будешь на обед? — Лена бросила на Вадима выразительный взгляд.
— Ты мне зубы не заговаривай! Ты когда в аспирантуру поступать будешь? Обещала же, если я защищусь, ты тоже сядешь за кандидатскую. — Вадим находился в прекрасном расположении духа, и подразнить жену было просто „в кайф“.
— А мне опять за карточки садиться? Мне сейчас знаешь сколько уроков на дом задают? — Выяснилось, что Маша союзник мамы, а не папы. Этого Вадим не просчитал.
— Нет, с карточками мама и сама справится. — Вадим сдаваться не собирался. — У нее не так много работы, как у меня было, так что твоему свободному времени ничто не угрожает.
— Это у меня мало работы?! — Ленка вскипела. — Преподавать в двух институтах — мало? Готовиться к лекциям, проверять курсовые, да еще бегать по трем частным урокам! А хозяйство на ком? Ты пришел — все готово. Само, что ли?!
— Бросай работу! Теперь, слава богу, твоя зарплата погоды не делает. — Вадим уже начинал жалеть, что затеял этот разговор. Но признать свое поражение не мог. Принципиально. Машка же, почувствовав тон разговора, сидела тихо, наблюдая за родителями с нескрываемым интересом и некоторым испугом.
Лена перестала расставлять посуду, повернулась к Вадиму и медленно, чеканно проговорила:
— Запомни! Я никогда не буду домохозяйкой! Я никогда не буду сидеть дома, как твоя мама, и ждать, когда ты соизволишь прийти с работы! Я никогда не буду зависеть от тебя! Пусть я зарабатываю гроши, но их зарабатываю я! — И вдруг уже мягче, поняв, что завелась-то без особого повода, добавила: — Вадик! Я не хочу, чтобы тебе стало со мной неинтересно. Ведь если я засяду дома, то… Сам понимаешь. Бытие определяет сознание…
Такой промах жены адвокатский инстинкт Вадима пропустить не мог.
— Так я потому и уговариваю — защищайся! Знаешь, как нам всем, и тебе в первую очередь, интересно будет! Представляешь, в каком окружении вырастет Машка: и отец, и мать — кандидаты наук!
— Вот! В этом ты весь. На первое место ставишь отца, а уж потом — мать! — Лене было всегда приятно слегка уесть мужа.
— Говорю так, поскольку я уже кандидат, а ты только им будешь. Так что, господин судья, высказывание мое построено в строгой хронологической последовательности. Так когда? А с домашними делами мы с Машкой, как только сядешь писать, поможем. Точно? — Последний вопрос был обращен к дочери, наслаждавшейся положением зрителя, пробравшегося за кулисы родительской жизни. |