Председатель счетной комиссии посмотрела на Осипова с таким ужасом, будто он только что признался ей в прелюбодействе с ее дочерью. Или мамой.

— Да вы что! Это же подлог!

Вадим понимал — только он и никто другой и только сейчас должен найти выход. И он его нашел:

— Я думаю, нет, уверен, что Самойлов посоветовал бы вам ровно то же самое, что я. Хотя решать, конечно, вам, — Вадим постарался изобразить на лице максимальное безразличие. Казалось, женщину сейчас хватит удар. А Вадиму все как-то стало безразлично. Ну, значит, не будет в их семье кандидата наук.

Несчастная дама, тяжело дыша, пробубнила себе под нос: „Посоветуюсь с товарищами“, — и быстро ушла.

Минут через пять счетная комиссия, сияя от счастья, в полном составе появилась в зале. Огласили результат — 15 — 0. Все бросились поздравлять Вадима. Теперь уже вполне официально и радостно. Радостно, потому что больше преград на пути в соседнюю комнату, где жены трех свежих кандидатов накрывали на стол, не существовало. Вадим подошел к сияющей „счетчице“ и спросил, что все это значит.

— Ой, так смешно получилось. Макеев пришел с утра. Посмотрел, кто защищается. Сказал, что работы первых двоих не читал, а вашу читал. Но на защиты не останется. Секретарь его в первые два протокола не включила, там было по 14 членов совета, а в ваш вписала. А я-то не знала! Смотрю: по первым защитам — 14 бюллетеней, а у вас 15. Вот сдуру-то и подняла панику.

Через час, рассадив всех приглашенных на вечернее застолье по такси и машинам друзей, Вадим с Леной отправили их к Лениным родителям и остались в полном одиночестве на пустой от пешеходов улице Фрунзе. Мимо проезжали свободные такси, но они не голосовали. Стояли обнявшись и молчали. Долго молчали.

— Все-таки ты сделал это! — сдавленным голосом произнесла Лена.

— Мы сделали, — нежно целуя жену, ответил Вадим. — Мы! Мы все, и даже Машка с ее карточками. Теперь займемся тобой! — Вадим поднял руку, останавливая очередное проносившееся мимо такси.

Спустя несколько лет, когда Вадим, в очередной раз вспылив по поводу Машкиного разгильдяйства, произнес — „Ты голову-то включи! Соображать надо!“, дочь огрызнулась в ответ: „Если бы я не соображала, ты бы диссертацию не защитил!“

— Знаешь, чтобы карточки перепечатывать, много мозгов не надо!

— А я не про карточки! — Машку понесло. — Я про статью этого, твоего одноклассника!

Вадим замер:

— Ну-ка, рассказывай!

То ли Маша не так боялась остаться без телевизора, то ли полагала, что „срок давности“ распространяется не только на папиных клиентов, но и на нее… Как помнила, она рассказала о своем визите к Самойлову. В конце расплакалась и убежала к себе в комнату. Лена пошла ее успокаивать, хотя и сама носом хлюпала не по-взрослому. А когда вернулась к Вадиму, нашла его в кабинете, с красными, опухшими и абсолютно счастливыми глазами.

Канкан

В день, когда открытка из ВАКа сообщила своим синим прямоугольным штампом со вписанным от руки номером протокола и фамилией Вадима о присвоении ему степени кандидата юридических наук, выяснилось, что больше всех этой вести ждала Илона. Для всех остальных Вадим стал кандидатом сразу после успешной защиты, а вот мама боялась, что диссертацию могут направить „черному рецензенту“, отклонить по формальным основаниям, да мало ли что можно найти, если человека решат „утопить“! В семье к ее страхам (по тогдашним временам — обоснованным) привыкли, посмеивались по-доброму и особого внимания не обращали.