|
Поэтому и спросил Родни Слоута. Он не дружил со мной, со мной никто не дружил, но по крайней мере и не враждовал; к тому же все знали, что он читает книги. - Родни, есть на свете такая штука, Арахисы? Он кивнул. "Они живут под землей в норах", - сказал он. Примерно лет этак десять тому назад я вдруг сообразил, что он имел тогда в виду, конечно же, _сусликов_, и я пролил кофе прямо на себя и ошпарил ноту. Когда он сообщил мне, что они живут под землей в норах, я понятия не имел, о чем он тогда подумал. _Они живут под землей в норах!_ О, это страшней всего, что только можно себе представить. Старый пес понял, что ему удалось задеть меня за живое, и это подействовало словно запах крови. Он не унимался ни на минуту. Без конца: сделай то, сделай это, чтоб ты не смел делать того и этого, иначе я продам тебя Арахисам, не сойти мне с этого места... И я все делал, пребывая в смертном страхе, почти что: хоть он и не сказал ни разу, что Арахисы меня убьют или вообще что-то мне сделают. Откуда мне знать, что этого не произойдет? _Они живут под землей в норах_, так ведь? У старика друзей не водилось, и у меня их тоже не водилось, но были у него закадычные приятели, и тут он меня переплюнул. Один из них являл собой старую неуклюжую развалюху с длинным толстым лицом, совсем ввалившимся посередине и покрытым белой щетиной, на котором выпирали только два черных клочка: брови, похожие на свернувшихся клубком гусениц. И звали его Барлоу Брук. Не просто Барлоу, и не Брук или м-р Брук, никогда. Я разбил тарелку. - Руки дырявые, - сказал Барлоу Брук. Дед завел свои песни с плясками: "Барлоу Брук, нет мне ни дня ни ночи, этот парень одно сплошное мучение". - Выдери его как следует. - Клянусь, парень, кончается мое терпение. Близится решительный момент, слышишь меня, парень? К тому дело идет. Я не стану тебя пороть, как советует Барлоу Брук, не-ет. У меня для этого слишком мягкое сердце. Но я тебя предупреждаю, парень, и пусть Барлоу Брук будет мне в том свидетелем: если ты не исправишься и не сделаешь этого очень скоро, я _продам_ тебя Арахисам. Барлоу Брук поддел ногой дверцу старой пыльной холодной дровяной плиты, открыл ее и плюнул внутрь: "Джордж Вульф говорил когда-то об Арахисах". Он дотянулся до ломтя хлеба, до одной из шести сотен банок со свиным салом, намазал его пальцами на хлеб и начал жрать. - Джордж Вульф, - сказал мой дед. - Нехороший был человек. - Уж куда как нехороший. Говорил когда-то про Арахисов. Помнишь ту девчонку у Джорджа Вульфа? - Сопливую девчонку? - Уж куда как сопливую. Ты меня не заставишь, говорила она. Ты мне не отец, говорила. Даже на моей матери не женат. Он все пытался ее изловить. Никак не мог. Поостерегись, говорил он ей. Доберутся до тебя когда-нибудь Арахисы. Хлебные крошки, жирные хлебные крошки вываливались у него изо рта, но я не пропустил ни слова насчет сопливой девчонки из дома Джорджа Вульфа, хотя он и говорил нечленораздельно. |
